быть еще несколько трофейный кораблей. Ну, плюс еще полиция. Какую силу могут противопоставить, нам полмиллиона людей?
— Уж не угрожаешь ли ты нам, Моше? — мягко спросил Хейм.
— Что? — взвизгнул Петерс и остановился, хватая ртом воздух. — Что ты имеешь в виду.
— Может быть, Земля собирается завоевать нас по примеру алеронов?
Вам, конечно, это удалось бы. Пришлось бы потратить немало кораблей и денег, но в конечном счете это удалось бы.
— Нет… нет… Вы что — все здесь за время оккупации превратились в шизофреников?
Хейм покачал головой.
— Напротив, мы полагаемся на добрую волю и здравый смысл Земли. Мы ожидали, что вы будете протестовать, но в то же время, мы знаем, что вы не станете применять силу. Тем более теперь, когда и ваша и наша планета совместно пролили столько крови.
— Но… послушай. Если вы хотите получить национальный статус — что ж, это касается главный образом французского правительства. Но судя по твоим словам, получается, что вы вообще покидаете Федерацию!
— Именно так, — подтвердил Хейм. — По крайней мере, юридически. Мы надеемся установить взаимоотношения с Землей в целом и всегда будем находиться в родстве, если можно так выразиться, с Францией. Фактически, Президент считает, что Франция будет только «за» и отпустит нас с миром.
— М-м… Я боюсь, что он прав, — как-то угрюмо сказал Петерс. Он снова принялся ходить туда-сюда, двигаясь все еще весьма механически. Франция все еще весьма холодно относится к Федерации. Она не станет выходить из нее сама, но будет рада, если вы сделаете это за нее, тем более, если ее интересы при этом не пострадают.
— Она больше не станет точить зуб на Федерацию, — предсказал Хейм.
— Да, в свое время ты вырвался на свободу с той же целью?
Хейм пожал плечами.
— В определенной мере это без сомнения так. Конференция в Шато Сант Джеквес была не что иное, как одна чудовищная эмоциональная сцена, поверь мне. Плебисцит выявил подавляющее большинство в пользу независимости. Но причиной тому была не только обида новоевропейцев на то, что Земля не пришла им на помощь в трудную минуту. Корни основных причин уходят в будущее.
— Де Виньи тоже пытался убедить меня в этом, — фыркнул Петерс.
— Что ж, давай теперь я попробую; только боюсь, мой язык не столь элегантен. Что такое Федерация? Нечто святое или просто орудие для достижения цели? На ваш взгляд, как раз последнее, причем служить своей цели здесь она не может.
— Гуннар, Гуннар, неужели ты напрочь забыл всю историю? Известно ли тебе, что означал бы распад Федерации.
— Войну, — кивнул Хейм. — Но Федерация пока еще не собирается умирать. Несмотря на все свои недостатки, она имеет столь неоспоримые заслуги перед Землей, что отказ от нее невозможен — по крайней мере, в ближайшем будущем. И все Земля — это всего лишь одна планета. Ее можно облететь по орбите за девятнадцать минут. Нации живут в тесноте, словно сельди в бочке. Они вынуждены объединяться чтобы не перебить друг друга. Взгляд Хейма устремился куда-то вдаль. — Здесь у нас места побольше.
— Но…
— Вселенная слишком велика для каких бы то ни было шаблонов. Ни один человек не в состоянии постичь или проконтролировать ее, не говоря уже о правительстве. За доказательствами не надо далеко ходить. Нам пришлось пойти на обман, пришлось терзать и запугивать Федерацию, чтобы заставить ее сделать то, что — мы ясно видели это собственными глазами — было необходимо сделать. Потому что она этой необходимости не видела. Не в состоянии была увидеть. Если человек собирается освоить всю галактику, ему необходима свобода и выбор своих собственных путей — тех, которые, как подсказывает ему его прямой опыт, наиболее соответствуют его обстоятельствам. И разве раса при этом не осознает всего своего потенциала? И разве есть иной путь, кроме как пробовать все и повсюду?
Хейм хлопнул Петерса по спине.
— Я знаю. Ты опасаешься, что в будущем могут возникнуть межзвездные войны, если планеты станут суверенными. Не беспокойся. Это же абсурд. За что будут бороться цельные, не зависимые в экономическом отношении, изолированные миры?
— Одна межзвездная война только что закончилась, — напомнил Петерс.
— Угу. Что или кто ее вызвал? Некто, не желавший человеческой расе развиваться так, как ей хочется. Моше, вместо того, чтобы ставить себя в точку замерзания, вместо того, чтобы превращаться в какое-то ничтожество и мелюзгу только из-за страха утратить контроль давай изберем тактику, которая приведет к совершенно противоположным результатам. Давай выясним, сколько видов общества — человеческих и нечеловеческих — смогли бы обойтись без нацеленного на них полицейского ружья. Мне кажется, здесь вряд ли может быть какой-то предел.
— Ну… — Петерс покачал головой. — Может быть. Я надеюсь, что ты прав. Потому что связал нас по рукам и ногам, чтоб тебе пусто было.
Адмирал говорил без всякой злобы. Помолчав минуту, он добавил:
— Должен признаться, у меня немного отлегло от сердца, когда Президент де Виньи принес официальное извинение за то, что наш корабль держали на приличной дистанции.
— Я ведь тоже извинился — от себя лично, — низким голосом сказал Хейм.
— Хорошо! — Петерс протянул руку и коротко рассмеялся. — Принято и забыто, проклятый ты старый скандинав.
Хейм тоже облегченно улыбнулся.
