Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

(Кальвин, Наставления, 1:1)[17]

Направление жизни к Богу упорядочивает ее, а подчинение этому порядку делает счастливым:

Ибо, пока люди не усвоят как следует, что они всем обязаны Богу, что они любовно вскормлены на Его отцовской груди, что в Нем источник всякого блага, пока Он не станет единственной целью их устремлений, — до тех пор они никогда не придут к искренней набожности. Более того, если люди не научатся полагать все свое счастье в Боге, они никогда не станут истинно и самозабвенно поклоняться Ему

(там же, 1:2).

Наиболее показательно то, что, прежде чем начать приводить аргументацию, Кальвин говорит о «божественной мудрости», причем его слова о «страхе пред Господом» удивительно созвучны словам Книги Притчей:

Как на небе, так и на земле есть бессчетное количество знамений, свидетельствующих о Божьем всемогуществе. Я имею в виду не только тайны природы, требующие специального изучения и знания астрологии, медицины и физики вообще, но и знамения настолько явные, что даже самые неученые и тупоумные люди вполне способны их сразу заметить. Конечно, я признаю, что люди, сведущие и искушенные в науках или интересующиеся ими, легче и глубже постигают Божьи тайны; однако и тем, кто никогда не учился в школе, дано разглядеть такое искусство в делах Бога, что они не могут не восхищаться его величием. Отсюда следует заключить, что нет на земле человека, которому Бог не явил бы должным образом свою премудрость

(там же, 1:5).

Книга Притчей позволяет нам совершенно по–новому взглянуть на представления Древнего Израиля об истине (Кальвин же несколько выходит за рамки общих представлений о божественном предопределении, его мысль движется в русле специфически христианской традиции). Вместе с тем, согласно Книге Притчей (и по мнению Кальвина), подобные прозрения в отношении божественного миропорядка доступны для ума каждого человека. В отличие от приверженцев традиции Синайского откровения, учителя премудрости считали, что «познание верой» доступно каждому. Их учение стало основанием для так называемого «естественного богословия», а в конечном итоге — основанием научного знания, анализирующего регулярные явления, упорядочивающего самые разные факты, кажущиеся постоянными и потому в некотором смысле слова предсказуемыми. Учителя премудрости развивали так называемую «научную методологию»: они собирали множество разных данных и выводили на основании их общие теории. Однако все знание продолжало оставаться для них связанным с волей и целями ГОСПОДА.

4. Упорядочивание мира Создателем привело к тому, что одни действия стали вести человека к жизни, а другие — к смерти:

Итак, дети, послушайте меня;
и блаженны те, которые хранят пути мои!
Послушайте наставления и будьте мудры,
и не отступайте от него.
Блажен человек, который слушает меня,
бодрствуя каждый день у ворот моих
и стоя на страже у дверей моих!
потому что, кто нашел меня, тот нашел жизнь,
и получит благодать от ГОСПОДА;
а согрешающий против меня наносит вред душе своей:
все ненавидящие меня любят смерть.

(Притч 8:32–36)

Эта связь неизбежна, что заставило Клауса Коха охарактеризовать учение мудрых как систему «деяний и последствий» (Koch 1983а, см. также Miller 1982). Каждое такое деяние влечет за собой неизбежное следствие, дела создают свою собственную особую «сферу влияния» со «встроенными в нее последствиями», непременное наступление которых гарантирует сам Бог:

До сих пор нам казалось, что в Книге Притчей нет ни намека на учение о воздаянии. Однако в ней постоянно повторяются слова о человеческих поступках и их последствиях. Отчасти это связано с убеждением, что Яхве пристально наблюдает за связью между поступками и судьбой, ускоряя и завершая ее, когда нужно. В литературе премудрости значительное внимание уделяется связи между праведными деяниями и благословением, с одной стороны, и нечестивым деянием и крахом, с другой, применительно к отдельным личностям

(Koch 1983а, 64).

Так, например, «лень» порождает «бедность» (10:4). Учителя наблюдали множество случаев проявления лени и пришли к выводу, что она всегда влечет за собой бедность. Очевидность и постоянство этой связи позволяет говорить о ней как о части установленного ГОСПОДОМ миропорядка. Из этого правила не бывает исключений, поскольку именно ГОСПОДЬ своей волей сделал прилежание, противопоставленное лени, основой благополучия.

По мнению Коха, важнее всего то, что, говоря о связи деяния со следствием, учителя премудрости ничего не говорили ни о наказании, ни о божественном вмешательстве, ни о божественном гневе или волеизъявлении. Этот факт позволил Коху сделать вывод об отсутствии концепции «воздаяния» в прямом смысле слова как учения о непосредственном вмешательстве Бога. Напротив, Творец просто создал определенный миропорядок, который теперь функционирует по заложенным в него правилам.

5. Обладая обширной информацией и проницательным умом, мудрецы утверждали, что гарантом нерушимой связи между деянием и его последствиями выступает сам Создатель. По сути это был деизм, не оставляющий место благодати и прощению. Это учение было очень близко к другим подобным учениям, распространенным по всему Ближнему Востоку, крайне консервативным в стремлении защитить устойчивость миропорядка, и, к сожалению, оказалось близким общественной морали, не умеющей прощать. Однако именно это учение — основное в Книге Притчей — вызвало мощный протест, запечатленный в Книге Иова.

Учитывая явное доминирование учения о деянии и последствии в Книге Притчей, фон Рад выделил шесть притчей, основная мысль которых не укладывается в эту схему, поскольку они оставляют место для свободного волеизъявления ГОСПОДА (von Rad 1962, 439):

Сердце человека обдумывает свой путь,
но ГОСПОДЬ управляет шествием его.