Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков

Он про себя таил свои слова,
Нас, на него идущих, озирая
С осанкой отдыхающего льва.

Вождь подошел к нему узнать, какая
Удобнее дорога к вышине;
Но он, на эту речь не отвечая,

Спросил о нашей жизни и стране.
Чуть «Мантуя…» успел сказать Вергилий,
Как дух, в своей замкнутый глубине,

Встал, и уста его проговорили:
«О мантуанец, я же твой земляк,
Сорделло!» И они объятья слили.

Чистилище, песнь VI, 58–75

* * *

«Брат, — молвил он, — вот тот (и на другого
Он пальцем указал среди огней)
Получше был ковач родного слова.

В стихах любви и сказах он сильней
Всех прочих; для одних глупцов погудка
Что Лимузенец перед ним славней.

У них к молве, не к правде ухо чутко,
И мненьем прочих каждый убежден,
Не слушая искусства и рассудка».

* * *

Я подошел к указанному мне,
Сказав, что вряд ли я чье имя в мире
Так приютил бы в тайной глубине.

Он начал так, шагая в знойном вире:
«Столь дорог мне учтивый ваш привет,
Что сердце я вам рад открыть всех шире.

Здесь плачет и поет, огнем одет,
Арнаут, который видит в прошлом тьму,
Но впереди, ликуя, видит свет.

Он просит вас затем, что одному
Вам невозбранна горняя вершина,
Не забывать, как тягостно ему!»

И скрылся там, где скверну жжет пучина.

Чистилище, песнь XXVI, 115–148

Данте, с. 196–197, 248–249, 340–341

,

Примечания

1

Nelli R. Raimon de Miraval. Du jeu subtil a l’amour fou. Lagrasse, Verdier, 1979, p. 129.

2

Lafont R. Clef pour l’Occitanie. Paris, Seghers, reed. 1987, p. 60.