деньги.
- Не похоже…
- Как это - не похоже? Вы просто никогда не смотрели на себя со стороны!
Он отобрал рисунок и продемонстрировал коллегам. Портрет не имел ни малейшего сходства с натурой, разве что рисовальщику удалось схватить тот страх перед столичными ворами, который внушали девушке всей родней перед поездкой в Москву. Однако подземные художники дружно закивали, мол, похоже, очень даже похоже, и сделались точь-в-точь как рыночные продавцы, единодушно расхваливающие недоверчивому покупателю явно несвежий продукт соседа по прилавку. Пристыженная провинциалка забрала рисунок, свернула в трубочку и поволокла прочь свою сумку.
- Садитесь, мадам! - халтурщик указал на освободившееся место. - Сейчас я вас изображу!
- Нет, не изобразите, - покачала головой Лидия Николаевна.
- Почему это - не изображу? В любом виде изображу!
- Вы не умеете.
- Что значит не умею? Я Суриковку закончил!
- Дело не в том, кто что окончил, а в том, кто на что способен.
- Да идите вы! - помрачнел псевдо-Сезанн. - Не мешайте работать! Кто следующий?
Но лучше бы он этого не говорил. На стульчик перед ним тяжело уселся Костя:
- Я - следующий. И не дай Бог мне не понравится!
Суриковец испуганно посмотрел на громилу-телохранителя, быстро заправил чистый лист и засуетился карандашом. Тем временем освободился еще один художник, но едва Лидия Николаевна двинулась к нему, он отрицательно помотал головой:
- Вам лучше Володю Лихарева подождать.
- А где он?
- Пошел куда-то. Вернется. Но он рисует только тех, кто ему понравится…
- А вы?
- Мы - всех, кто платит. Присядьте, вон его место, - и художник указал на пустовавшие стульчики около треноги с портретом школьницы.
Она просидела минут десять, наблюдая за тем, как на ватмане псевдо-Сезанна стало вырисовываться нечто очень отдаленно, но весьма льстиво напоминающее Костину изуродованную физиономию.
- Вы хотите портрет?
Лидия Николаевна обернулась на голос: перед ней стоял худощавый, почти тощий молодой человек в потертых джинсах и вылинявшей майке. Его впалые щеки и подбородок покрывала короткая бородка, а длинные волосы были собраны в косичку. Он внимательно и чуть насмешливо смотрел на женщину, расправляя длинные нервные пальцы, точно виртуоз перед выходом на сцену.
- Да, я хочу портрет!
- А почему здесь? Приходите ко мне в мастерскую! Я дам адрес.
- Нет, здесь! - капризно сжав губы, ответила Лидия Николаевна.
- Ну что ж, здесь так здесь. Давайте попробуем…
- Значит, я вам понравилась?
- Понравились. Но должен вас предупредить: я беру дорого.
- Это неважно. Я заплачу столько, сколько скажете, если и мне понравится!
- Договорились.
Он разложил на коленях папку и несколько раз провел ладонями по чистому листу, точно стряхивая невидимые соринки, потом долго в задумчивости осматривал карандаш.
- Вы хотите, чтобы я нарисовал вас в этих темных очках?
- Нет, конечно! Я просто забыла…
- Ну, разве можно прятать такие глаза? - улыбнулся Володя. - Они у вас цвета вечерних незабудок.
- Почему вечерних?
- Потому что, когда солнце прячется, все цветы грустнеют. Как вас зовут?
- Лидия.
- Меня - Володя.
- Я знаю. Вы не похожи на остальных…
- Что ж в этом хорошего? Непохожим живется трудней. У вас есть тайна?
- Что?
- Тайна.
- У каждого есть какая-нибудь тайна…
- Нет, вы меня не поняли. Есть у вас нечто такое, что вы скрываете ото всех? От вашего мужа, например?
- А почему вы решили, что я замужем? Из-за кольца?
- Кольца? Честно говоря, я не заметил вашего кольца. Просто у вас лицо несвободной женщины.
- Почему - несвободной?
- Мне так показалось.
- Володя, вы хотите выяснить мое семейное положение или нарисовать меня? Да, я замужем. Этого вам достаточно?
- Достаточно. Но должен вас предупредить: портрет может выдать вашему мужу что-нибудь такое, что ему знать совсем даже не следует.
- У меня нет тайн от мужа.
- Не сейчас - так потом, когда тайны появятся.
- По-моему, вы преувеличиваете ваши способности.
- Я честно вас предупреждаю. Может быть, не будем рисковать?
- Нет у меня никаких тайн. И не будет. Рисуйте! - щеки Лидии Николаевны вспыхнули, а тщательно выщипанные брови гневно надломились.
- Замечательно! Ах, какие у вас теперь глаза!
- Какие?
- Цвета предгрозовой сирени.
- Все вы это выдумываете!
- Стоп! Постарайтесь не шевелиться!
Взяв карандаш в ладонь, Володя сжал его большим и указательным пальцами, потом сделал быстрое круговое движение, точно наложил надрез на бумагу, и начал рисовать, изредка вглядываясь в сидящую перед ним женщину. При этом он чуть заметно улыбался, словно всякий раз находил в ее лице подтверждение тому, что знал про нее заранее.
«Зольникова, ты идиотка! За каким чертом надо было тащиться в этот переход? Сказала бы Эдику: «Хочу портрет!» Весь бы Союз художников выстроился в очередь. Нет, все у тебя не по-людски! А зачем ты стала оправдываться перед этим рублевым гением? «Нет у меня никаких тайн и не будет!» Ты бы ему еще про свои эрогенные зоны рассказала! Встань и уматывай! Мол, передумала…»
«Ни в коем случае! Надо уважать чужой труд. Володя - человек явно талантливый и необычный. Очень даже интересно, что у него получится. А вот про то, что у тебя нет тайн, говорить действительно не следовало. Ты же умная девочка, а ведешь себя иногда как будто из пятнадцатой школы. Во-первых, его твои тайны не касаются, а во-вторых, женщина без тайны - это как… это…»
«Как любовь без минета!»
«Господи, как не стыдно!»
- Замолчите обе! - тихо и зло приказала Лидия Николаевна.
- Что вы сказали? - Володя оторвался от листа.
- Нет, я так… сама себе… - смутилась молодая женщина.
- Ясно. «Тихо сам с собою я веду беседу…» - улыбнулся Володя и снова углубился в работу.
Эту странность Лида Зольникова помнила в себе с детства. В ней как бы обитали, оценивая все
