продолжил он. – Твои братья были старше тебя один на пять лет, другой на семь. Конечно, они тебя любили, но четырехлетняя девчонка была для них обузой. Алексу тогда было лет тринадцать, казалось, между вами тем более не может быть близких отношений. Но все вышло иначе. Он легко подружился с мальчиками, однако его любимицей стала ты. Чем ты, кстати, беззастенчиво пользовалась. Он был прекрасной нянькой, это умиляло всех, кроме твоей матери. Бедный парень надеялся найти здесь семью, а оказался под ее пристальным вниманием, точно малолетний преступник.
– Странно. Если мама так любила сестру, логично перенести свою любовь на племянника.
– Логично. Но не для нее. Я помню, как однажды приехал к вам на дачу, вы с Алексом играли на лужайке, и я сказал: «Какой прекрасный парень», твоя мать молчала некоторое время, а потом заявила: «Он странный. Тебе не кажется, что в нем есть что-то опасное?» В другой раз она выдала: «Я наблюдаю за ним. Когда он считает, что его никто не видит, смотрит на мою дочь как на жертву».
– Что еще за глупость? – не поняла я. – Какая жертва?
– Она всерьез считала... Ты знаешь семейную легенду. Твоя мать была больна, но никто этого не замечал.
– Постой, ты хочешь сказать, будто она считала, что Алекс...
– Семя дьявола. Она не видела в нем одинокого несчастного мальчишку... он стал воплощением ее диких фантазий. Но все это я понял гораздо позже, когда изменить ничего уже было нельзя. Она вела себя с ним ровно и сдержанно, но не спускала с него глаз, словно говоря: меня ты не проведешь. А потом случилась трагедия. К череде смертей прибавилась еще одна: утонул твой брат. Неудивительно, что после пережитого горя состояние твоей матери ухудшилось. И собственные фантазии завели ее слишком далеко.
– Она считала Алекса виновным в гибели моего брата?
– Уверен, так и есть. У нее хватило ума не обвинять его открыто, но... после похорон она заявила твоему отцу, что не хочет видеть мальчика в своем доме. Твой папа был потрясен. Он не мог понять, что происходит. А она твердила: он погубит всех нас. Образумить ее было невозможно. Самое ужасное, что Алекс слышал этот разговор. Бедный ребенок, он так переживал из-за смерти Рамона. Твой отец кое-как успокоил ее, пообещав, что через год отправит мальчика в Нахимовское училище, Алекс просто бредил морем. Следующим летом в выходные вы отправились всей семьей на катере. Алекс был с вами. По реке вышли в Святое озеро. Ты знаешь, что оно собой представляет. Все было как в добротном триллере: внезапно погода испортилась, твой отец не успел причалить к берегу, катер затонул, тебе и Алексу чудом удалось спастись. Точнее будет сказать: чудо, что он спасся сам и смог спасти тебя. Вплавь Алекс добрался до берега... Вас отправили в больницу, ты оказалась в реанимации, он уговорил врачей разрешить ему находиться рядом. Утром стало ясно: ты вне опасности, и через несколько часов после этого Алекс исчез. Тайком ушел из больницы, и с тех пор о нем ничего не известно.
– Почему он ушел, как думаешь? – помолчав, спросила я.
– Врачи сказали, что это последствие пережитого. Шок. Ребенок просто не понимал, что делает. Возможно, он обвинял себя, что не смог спасти остальных.
– Ты пытался его искать?
– Разумеется. Пока не стало ясно: это бессмысленно. Он либо погиб, либо не хочет, чтобы его нашли.
«А вот теперь он вернулся», – подумала я, вспомнив вчерашний звонок. Вернулся и позвонил мне? Или это чья-то глупая шутка? Алекс вернулся... Возможно, прямо сейчас постучит в дверь и скажет: «Здравствуйте, дядя Лева, вы почти не изменились, а эта красавица неужто Белка?», но почему-то мне в это не верилось. Мальчик-сирота, который надеялся найти любовь, но получил инквизиторские взгляды... которого подозревали в смерти брата, а возможно, и в гибели собственной матери. Вряд ли он испытывал к приемной семье добрые чувства. Но семьи уже нет, остались только я и дядя Лева, который хорошо относился к Алексу. А я, что сказать обо мне? Можно ли испытывать ненависть к девочке, которую спас, рискуя утонуть вместе с ней, рядом с которой сидел в больничной палате, держа ее за руку? Трудно в это поверить. Он любил меня и спас, рискуя жизнью. «Любил?» – странная мысль явилась мне, я погнала ее прочь как совершенно нелепую, но она вернулась, и тогда я спросила:
– Мама считала Алекса дьявольским отродьем, а меня избранницей?
– Думаю, да, – кивнул он. – Легенды слишком ее занимали и довели до безумия.
– Подожди, но у меня нет никакого родимого пятна под лопаткой, с чего она взяла...
– Родимого пятна нет, зато наверняка еще заметен шрам. Не осуждай свою мать, она пыталась защитить тебя.
– Ты хочешь сказать...
– Я хочу сказать, что под левой лопаткой у тебя действительно была маленькая родинка, к четырем годам по форме она стала напоминать сердечко. В тот момент твоя мать уже была нездоровым человеком, несчастья, которые так и сыпались на нее, сделали свое дело. И она отправилась с тобой к врачу выводить метку дьявола.
– Алекс одного со мной рода, – прошептала я. – И на спине у меня родинка...
– Только, ради бога, не принимай все это всерьез. Твоя мать сама себе противоречила на каждом шагу. Отец Алекса был испанцем только наполовину, носил русское имя, Олег Савельев, испанкой была его мать. Допустим фантастическую мысль, что она вам какая-то дальняя родственница, в конце концов, все люди братья, но, по легенде, семя дьявола передается только по мужской линии... А у твоей тетки не было никакого пятна под левой лопаткой. Я столько раз видел ее в купальнике и готов это подтвердить... В каком-то смысле твоя мать была виновницей всех этих несчастий. Она верила в вездесущее зло, и зло ее настигло. Если человек склонен считать, что мир состоит из одних мерзавцев, он будет то и дело на них натыкаться. И наоборот, если веришь, что человек несет в себе искру божью и в самом последнем негодяе есть крупица его света...
– Дядя Лева, о позитивной психологии я наслышана.
– Отлично, значит, мне не придется выступать перед тобой с речами. Твоя мать превратила в ад не только собственную жизнь, но и жизнь несчастного мальчика. Я искренне надеюсь, что он не погиб, смог пережить весь этот ужас и стал приличным человеком. Теперь тебе понятно, почему я избегал разговоров о твоей семье?
– Понятно. Наличие в роду сумасшедших настораживает. При первых признаках безумия я постараюсь оказаться ближе к психушке.
– Чушь. Семейное предание – это просто семейное предание. А гибель твоих родных – трагическая случайность. Если ты будешь помнить об этом, материнское безумие тебе не грозит.
– Мама наверняка не стала бы выбрасывать личные вещи сестры. Фотографии точно оставила бы на память.
– После гибели твоих родителей я собрал все фотографии в коробку, посмотри на антресолях, она должна там быть.
Я точно знала: фотографий на антресолях нет, по крайней мере тех, где запечатлен Алекс или его отец. Но говорить об этом дяде Леве не стала: как бы он не счел это первым признаком безумия.
– Алекс – это производное от Александра?
– Да, его полное имя Александр Олегович Савельев. Как видишь, дьявол просчитался, точнее, твоя мать не того подозревала.
«Как будто среди русских и людей прочих национальностей мало убийц, психопатов и другой пакости», – хотелось возразить мне, но я опять промолчала. Улыбнулась и предложила:
– Давай пить чай.
Устроившись на диване в своей комнате, я размышляла об услышанном. Мысль о недавнем звонке не давала покоя, но теперь слова «Алекс вернулся» воспринимались мной как довольно зловещие. Я попыталась найти ответы на два вопроса: кто звонил и с какой целью? Допустим, цель благородная: предупредить об опасности. Тогда вряд ли это сам Алекс. Знает о нем ограниченный круг людей, не считая меня и дяди Левы, в основном друзья детства. Ну, еще разве что их родители и соседи по даче. Если подумать, народу наберется не так мало. Но с какой стати им вдруг вспоминать о мальчике, который пятнадцать лет назад бесследно исчез? А если звонивший вовсе не тот, кто помнит его ребенком, а человек, столкнувшийся с ним позднее и узнавший о его замыслах? Стоп. О чем я сейчас подумала? Алекс
