– Мне это не нравится, – твердо заявила я. – Если кто-то заметит ваших людей, может связать их с моим появлением в поезде. И тогда у меня никаких шансов…
– Мы ж не дураки, – пожал он плечами.
– Откуда мне знать? – проворчала я. – В поезде ты будешь?
– Возможно, – сказал он, поднялся и пошел к выходу. – Адрес запомнила?
– Запомнила.
Трогательной сцены прощания не вышло, он кивнул и удалился. Я вернулась в комнату, постояла возле книжного шкафа, машинально перекладывая книги.
– Чепуха получается, – сказала вслух. – Полифем врет, что хозяин погиб ночью. Конечно, дядя Юра мог умереть под утро или чуть позже, но какой смысл врать?
Объяснений я не находила. Изрядно поломав голову, я направилась к пианино. Кейс был на месте, кстати, им Полифем даже не поинтересовался. Еще одна загадка для тупых.
Я достала кейс, бросила на журнальный стол, села в кресло и уставилась в любимую стену Полифема. Все-таки история выглядит невероятно глупой, если только…
Я попробовала открыть кейс, заведомо зная, что ничего из этого не выйдет: ключ Юрий Петрович оставил у себя. Я пошла в кладовку и немного покопалась в старом чемодане. Кейс – это вам не сейф в швейцарском банке. Раздался щелчок, и замки открылись.
Я подняла крышку: доллары новенькие и вполне зеленые.
Полный бред. Я вынула пачку из середины, проверила ее и засмеялась. На любом конкурсе идиотов мне обеспечено первое место. Во всем чемодане набралось не больше четырех тысяч долларов. Остальные явная подделка. Сумма для Юрия Петровича ничтожная и душевного трепета не вызывающая. Сам он скорее всего жив-здоров, а его желание видеть меня в гостях в свой день рождения становится вполне понятным.
Я немного послонялась по комнате и сказала:
– Ладно, сукины дети, вы со мной наплачетесь.
Боевого задора было сколько угодно, но одной мне не справиться. Я вышла на балкон, постояла немного на свежем воздухе, стараясь успокоиться и мыслить здраво.
В голову пришла только одна кандидатура: Максим Чернышев, мой давний приятель, авантюрист и рубаха-парень. В настоящее время он переживает очередной развод и в любую аферу влезет с удовольствием.
Я покосилась на телефон, но звонить не стала. Оделась и вышла из дома. Машина была на стоянке. Стараясь выглядеть естественно, я в нее загрузилась и направилась в торговый центр. Побродив там около часа, зашла еще в пару магазинов.
Требовался одинокий телефон-автомат. Вскоре он появился. Я притормозила, осторожно огляделась по сторонам. Как будто ничего подозрительного.
Максим был дома. Судя по голосу, маялся с перепоя.
– Привет, – сказала я.
– Привет. Вспомнила старого друга? Когда вернулась?
– Давно.
– Здорово. А я тут, понимаешь, чуть руки на себя не наложил…
– Потом расскажешь, – перебила я. – Дело есть. Сможешь к Вике подъехать?
– А почему не к тебе?
– Потому что за мной, возможно, следят.
Он тихо икнул и сказал уважительно:
– Заливаешь…
– Если бы… Я буду у нее через сорок минут, ты должен приехать раньше, чтобы тебя не засекли. Она дома, я с утра звонила. У нее и поговорим.
Я повесила трубку. Поблизости никто не вертелся, это вселяло надежду, что нас не подслушали.
Выждав время, я направилась к Вике. Жила она в старом городе, в бывшем купеческом особняке, умело поделенном на крохотные квартирки. От былого великолепия остались два каменных столба перед домом и кованая калитка; забор давно рухнул, сам дом обветшал, но все равно мне нравился.
Викина квартира располагалась на втором этаже. Войдя в подъезд, я услышала Викин голос:
– Привет отдыхающим… – Она стояла, опершись на перила, и улыбалась. Я поднялась по крутой лестнице, мы обнялись и вошли в квартиру.
– Макс здесь? – понизив голос, спросила я.
– Здесь и несет какую-то ерунду. Это белая горячка?
– Возможно, только, к сожалению, у меня.
– Так ты ж не пьешь?
– Когда это было…
Макс сидел в кухне и пил кофе. Я мысленно его похвалила: место он выбрал удачное, в окно его не увидишь. Мы с Викой тоже сели и заварили кофе. Я покосилась на своего друга. Выглядел он на троечку.
