Ребята, которым мы перешли дорогу, люди решительные и неприятные.
Тут я кое-что вспомнила и пошла к машине. Открыла ее, пошарила под сиденьем и достала пистолет. Знатоком оружия я не была, но, как человек военнообязанный и даже со званием, кое-какое представление о нем имела. Поэтому разглядывала его спокойно и, можно сказать, деловито. Обойма целая, вчера из него так и не выстрелили. Оружие вещь опасная, кому знать, как не мне, но тяжесть в руке успокаивала, и я решила, что пистолет мне может пригодиться. Стрелять из него я, конечно, не собиралась, но при случае вполне можно пугнуть особо ретивых граждан.
Я подумала, где его лучше держать. Попробовала за поясом. Неудобно, да и дышится с трудом. В конце концов я сунула пистолет во внутренний карман куртки и застегнула на «молнию», чтобы он ненароком не вылетел. «Если кто-то совершит нападение, свое средство защиты я буду извлекать минут пять, не меньше, за это время меня скорее всего уже убьют», – грустно подумала я.
Разобравшись с оружием, я взялась за деньги. Не то чтобы их у меня вовсе не было, но сумма не впечатляла, с такими деньгами только и начинать военную кампанию. Тут я вспомнила, что очень хочу есть, точнее, еще ночью хотела, а теперь готова была проглотить все, что теоретически было съедобным.
Прочесав сад, я убедилась, что хозяин дачи был эстетом, а о хлебе насущном и вовсе не думал: вокруг море цветов, десяток плодовых деревьев без признака урожая и грядка разномастной травы, из которой я узнала петрушку и кинзу. С яйцом может получиться отличный салат, если я отыщу майонез и, конечно, хлеб. В общем, выходило, что дачу мне придется на время покинуть и запастись пропитанием.
Машину я решила не трогать, отправилась пешком. Очень скоро мне повезло: я заметила молодую женщину с объемной, но пустой сумкой, она шла быстро и явно целенаправленно. Я пристроилась чуть сзади, и минут через двадцать мы вышли к магазину. Теперь я знала, что с голоду не умру.
На даче я жила уже четвертый день. Залечивала раны и отъедалась, исправно слушая губернские новости. Ничего интересного. О перестрелке в доме Юрия Петровича ни слова, так же как и о его смерти. Впрочем, он не президент, так что сообщение о кончине могло и затеряться. После обеда я задумалась о том, какое сегодня число, и вдруг поняла, что завтра кончается мой отпуск. То есть завтра я должна быть на работе. Боже ты мой… Придется возвращаться в город. Я быстро собралась, спрятала ключ под ведро в кустах роз и покинула гостеприимный кров.
Город показался до того обыденным, что в настоящую опасность просто не верилось. Но в зеркало я смотрела внимательно, а пистолет на всякий случай лежал под передним сиденьем. К больнице я подъехала ближе к пяти, надеясь застать начальство на рабочем месте. Так оно и вышло. Начальство смотрело сурово, но с любопытством и сразу же задало вопрос:
– Что происходит, Марина Сергеевна? Приходят какие-то люди, расспрашивают персонал, вами интересуются.
– Да? – попыталась я изобразить удивление.
– Да, – кивнул он и посуровел еще больше.
– Может, это как-то связано с тем случаем исчезновения больного? – предположила я. Тот случай начальство не любило.
– Не знаю, Марина Сергеевна, но все это более чем странно.
Я вздохнула и сказала:
– Нельзя ли мне продлить отпуск, без содержания, разумеется?
– Интересно, кто будет работать? – хмыкнул шеф. – Кстати, час назад заходил какой-то тип совершенно немыслимого вида и интересовался датой вашего выхода на работу.
– Это благодарные пациенты, – пояснила я, но испугалась. – И что вы ответили?
– Сказал, что ждем вас завтра, а сегодня вы должны заехать, уточнить свой график.
– Я вам очень благодарна, – без иронии сказала я. – Так что с отпуском?
– Идите, Марина Сергеевна, сегодня у вас еще есть время отдохнуть.
– Хорошо, – кивнула я, схватила два листа бумаги и быстро написала заявление. Шеф взирал неодобрительно, но несколько растерянно. – Вот, – сказала я. – На выбор: одно на отпуск, другое на увольнение.
– Месяц отработки, – быстро ответил он.
– Придется вам уволить меня за прогулы.
Я пошла к дверям, и тут шеф меня несказанно удивил.
– Марина, – позвал он, и голос звучал странно, никаких тебе начальственных интонаций. Я повернулась к нему, он из-за стола поднялся и подошел ко мне. – Плохи дела? – спросил тихо. Что я могла ему ответить? – Ясно, – сказал он. – Тот тип, что тебя спрашивал, до сих пор крутится здесь. Вот, посмотри.
Мы подошли к окну. В тенечке, за невысоким заборчиком, прогуливался подручный Беспалого, на днях поразивший меня своей невероятной шириной. С высоты второго этажа он казался похожим на пивную бочку. Широкий неумолимо приближался к стоянке, еще несколько минут, и он заметит мою машину. Это понял и мой шеф.
– Туда тебе нельзя, – сказал он, голос звучал хрипло.
– Нельзя, – согласилась я и пошла к двери.
– Моя машина у бокового входа. Стекла тонированные, он тебя не заметит. – Я слегка растерялась, а шеф протянул мне ключи. – Давай. О работе не беспокойся.
Я подумала и решилась.
– Павел Степанович, – сказала, – у меня в машине под передним сиденьем пистолет… – По моему мнению, глаза у него должны были вылезти на лоб.
– Ты хочешь, чтобы я его принес? – спокойно спросил он, а я улыбнулась:
