– Нет, конечно. Зачем ей мобильный? Странно, – повторил он. – Извините за беспокойство. – Он развернулся и ушел.
А я с удвоенной энергий принялась надраивать пол. Выходит, Анна все-таки уехала. Не зря чемодан собирала. И Кирилл вместе с ней? Чего проще: сходить к нему и все выяснить. Но я знала, что не пойду. Надо уезжать. «Вот домою полы и уеду», – решила я. Но, закончив уборку, осталась. «Уеду завтра утром, и Таньке звонить ни к чему, здесь автобус ходит, а вещей у меня немного».
Утром я проснулась рано. Тетя Клава готовила завтрак, отваривала макароны.
– Вот, решила с сыром приготовить. Ты любишь макароны?
– Люблю, – кивнула я. На душе у меня было скверно, я никак не могла решиться сказать, что уезжаю. Точнее, я не могла решиться уехать. Если я уеду, я никогда его больше не увижу. Я его и так больше не увижу. Он сбежал с этой Анной. Или все-таки не сбежал и все еще здесь?
– Хорошие макароны «Макфа», – продолжала неторопливо тетя Клава. – Я смотрю, ты тоже их купила.
– Привычка. Мама признает только их, папа один раз принес другие, так мама ему скандал устроила.
На самом деле поначалу мама признавала только итальянские макароны, начисто забыв, что значительную часть своей жизни счастливо обходилась без них, так как в прежние времена итальянские макароны в глаза не видела, разве что в кино. Более того, как большинство соотечественников, считала их исконно русским продуктом, не интересуясь происхождением данного слова. Танька решила прекратить «дурацкое мамино мотовство» и однажды приготовила «Макфу», приурочив данное событие к возвращению мамы из командировки (папа был предусмотрительно удален с кухни, а упаковка по-шпионски уничтожена). Мама с удовольствием откушала Танькиной стряпни, после чего была поставлена в известность, что за макароны только что попробовала. Если бы я отважилась на такую шутку, ее бы классифицировали как гнусную выходку, но, во-первых, мама искренне считала: все, что делает Танька, практически гениально, во-вторых и в-главных, макароны были и впрямь хороши, так что мама в очередной раз поразилась здравомыслию старшего ребенка. «В самом деле, нечего швырять деньги на ветер», – вынесла она вердикт и даже произнесла небольшую речь, суть которой сводилась к известному изречению «поддержим отечественного производителя». Однако поддерживала мама лишь одну марку, далее ее любовь не распространялась.
– Привычка дело такое… да ведь и правильно. От добра добра не ищут. Мне вот иной раз для себя одной готовить лень, я наварю кастрюлю макарон и ем, то с соусом, то с сыром. Я ведь через эти самые макароны жениха себе нашла, – хитро засмеялась тетя Клава. – Не веришь?
– Почему же? Вы ведь еще молодая, почему бы не быть жениху?
– Скажешь тоже, молодая… Прошлым летом рыбаки приезжали, я пошла в магазин, покупаю макароны, а Верка-продавщица мне и говорит: «Бери три пачки, последние остались». Она знает, что я только «Макфу» беру, а за мной мужчина стоит, солидный и видно, что непьющий. И говорит мне: «Не оставите ли мне пачку?» А Верка ему: вот эти возьмите, а он ни в какую. Не люблю, говорит, их. Пришлось уступить. Он обрадовался, все благодарил меня и вызвался сумку до дома донести. А пока шли, рассказал, что на рыбалку к нам приехал. Оказалось, вдовец. Дети взрослые и живут в другом городе. Вот здесь на кухне с ним сидели и болтали часа два. Я и макароны приготовила. Хвалил меня, сказал, что хозяйка хорошая. Потом он еще приезжал, зимой два раза был и в начале лета. У меня останавливался. А вчера звонил, на юбилей приглашал. Обещал на машине за мной в субботу приехать. Может, чего и выйдет у нас? А и не выйдет, тоже не беда. Человек-то он хороший. Места ему наши нравятся, а мне уезжать отсюда не хочется. Только ведь смешно в нашем-то возрасте, и дети… Как думаешь?
– Моя мама говорит, что после пятидесяти жизнь только начинается. Вы же сами сказали: дети живут отдельно, они только рады будут, если у вас все получится.
– Ну, посмотрим, – кивнула тетя Клава и, почему-то застеснявшись, отвернулась. – Оля, – позвала она минут через пять. – У нас с тобой хлеба нет. Сбегаешь в магазин?
– Конечно, – охотно согласилась я, потому что с отъездом так ничего и не решила.
Подходя к магазину, я обратила внимание на «Жигули», которые притормозили возле меня. В машине сидел молодой мужчина, посмотрел на меня как-то странно. Я заторопилась, поднялась на крыльцо, чувствуя, что он провожает меня взглядом.
Купив хлеба, я вышла на улицу и вновь обратила внимание на «Жигули», нахмурилась и быстро зашагала по улице. Машина тронулась с места, однако еле плелась сзади.
– Девушка, – позвал мужчина, – может быть, вас подвезти?
Я сделала свирепое лицо и не ответила. Он продолжал тащиться за мной, чем очень нервировал. Обнаружив узкий проход между заборами, я юркнула туда, очень довольная, что оставила своего преследователя с носом. Тропинка вывела меня к картофельному полю, откуда я благополучно добралась до дома.
Мы сели завтракать, а я так и не определилась, чего хочу больше: уехать или остаться. Уплетала уже вторую порцию макарон, попутно пытаясь решить, чему следует радоваться: аппетиту, который никакие душевные переживания не портит, или тому, что от макарон (по крайней мере от этих) я не полнею. Никак не могла отличить одно счастье от другого и, должно быть, по рассеянности, продолжала уминать макароны с удвоенным рвением.
И тут в дверь позвонили. Я бросилась открывать и обнаружила на пороге типа, который преследовал меня на «Жигулях».
– Это уже слишком, – буркнула я.
– Пошутили, и хватит, – без улыбки сказал он. – Мне, Ольга Александровна, надо с вами поговорить. – И сунул мне под нос удостоверение.
– Вы по поводу Самарского? – растерялась я. Вот тебе и жених!
– Нет, я по другому поводу. Войти можно?
Я провела дорогого гостя в комнату. Тетя Клава, узнав, в чем дело, плотно закрыла за нами дверь. Мужчина извлек из папочки, которую держал в руках, два моих наброска и выложил их на стол. Я едва не застонала от отчаяния.
