залаял, а потерявший сознание враг сполз на ковер.
Худосочный стоял, сложив ладошки на груди, и вращал глазами.
– Что же это такое? – вымолвил он.
– Это безобразие, – ответила я. – Он меня спровоцировал. А между тем мне совершенно нельзя волноваться, я очень нервная. Даже мой психиатр перестал задавать мне вопросы, когда увидел, как я реагирую на некоторые из них. Вы заметили, этот ненормальный хотел меня ударить. Немедленно вызывайте милицию.
– Не надо милиции, – ожил тип с бороденкой.
– Может, тогда «Скорую»? – предложила я. – Как считаете, он очнется?
– Думаю, да… – ответил тот с сомнением.
– У меня есть нашатырь в ванной. Надо привести вашего друга в чувство, он лежит без движений, и меня это беспокоит.
Худосочный сбегал в ванную и принес нашатырь, а я в кухне намочила полотенце холодной водой и присела рядом с Григорием. О том, чтобы переложить его на диван, не могло быть и речи, единственное, что мы сумели, это прислонить его к креслу, поудобнее пристроив голову.
На затылке у Гриши наметилась выдающихся размеров шишка, и в целом парень выглядел неважно. Я обмотала его голову полотенцем и сунула под нос пузырек с нашатырем, Григорий хрюкнул, слабо дернулся и открыл глаза. Сфокусировал зрение, наверное, увидел меня и свел глаза у переносицы с очень характерным стоном.
– Ничего, нам уже лучше, – зашептала я, радуясь, что мои труды не пропали даром, не в смысле шишки, а в смысле, что открыть глаза он все-таки смог. – Хотите воды? Нет? А чего вы хотите?
Парень сел, сорвал с головы полотенце и посмотрел на меня с большой суровостью. Его приятель сидел рядом и перемене в самочувствии Гриши как будто вовсе не обрадовался.
– Как вы меня напугали, – укоризненно покачала я головой. – Вам лучше прилечь на диван. Я заварю чаю покрепче, а на шишку надо положить старый пятачок, у меня был где-то в шкафу. Поищите, – кивнула я худосочному. – Не сидите как пень.
Он кинулся к шкафу, а Григорий, наблюдая за мной, заметно помрачнел.
– Я тебя убью, – заявил он.
– У него есть оружие? – повернулась я к худосочному.
– Нет, конечно, – обиделся он.
– Что ж вы мне тогда голову морочите?
– Я тебя убью безо всякого оружия, – заметил Гриша и поморщился, а я обрадовалась: вряд ли он сейчас способен на решительные действия.
– Помолчите немного, вам нельзя волноваться. Голову вот сюда… Так удобнее? А чаю все-таки стоит выпить.
Худосочный не нашел пятачок и теперь крутился рядом.
– Как вас зовут? – спросила я.
– Вячеслав.
– Очень хорошо, Славик, позаботьтесь о чае, все необходимое в кухне, а я присмотрю за Гришей, мне не нравится цвет его лица.
Минут через двадцать мы пили чай. Гриша ожил, Славик убрал с пола осколки вазы и, отказавшись от второй чашки чая, возился с пылесосом. Спросил как бы между делом:
– Анна Станиславовна, а вы ведь хитрите…
– Что? – удивилась я, пожалев, что за ухо я цапнула Григория, а не эту скользкую личность.
– Трофимова-то вы знаете. Как же, вспомните, Анна Станиславовна, он ваш воздыхатель. Все просил к окну подойти. Записки писал.
– Так это вы совали всякую дрянь в мой почтовый ящик? – Я слегка нахмурилась.
– Не мог отказать другу. Он буквально лишился разума от любви к вам. Вообще-то его можно понять. Кто из мужчин устоит перед такой красотой… – Он противно хмыкнул, а Гриша кисло улыбнулся.
– Значит, Трофимов – это тот самый тип, который писал дурацкие записки?
– Он и есть. Хотя записки, конечно, не всегда сам писал, затруднительно это в его положении. Но мы с ним связь поддерживали, поэтому я в курсе всей вашей истории.
– Если вы в курсе, то должны знать: я этот почтовый роман не приветствовала и впредь просила меня не беспокоить.
– Конечно, конечно, Анна Станиславовна, ваше письмо я читал. Прекрасный слог… Сейчас мало кто так пишет. Но на Трофима это, должно быть, не произвело впечатления, или любовь его воистину не знала границ, иначе совершенно непонятно, отчего он подался к вам, страшно рискуя при этом.
– Когда подался? – фыркнула я.
– Ну… как из тюрьмы-то сбежал. Представьте, его ждут друзья, можно сказать, места себе не находят, пребывая в сильнейшем волнении, а он прямехонько к вам.
– Ко мне? – вторично фыркнула я.
– Анна Станиславовна, – развел руками Славик. – Одежда-то его в вашей ванной…
