отчета в своих действиях» и один раз «ребячливой», а в заключение заявил, что никогда со мной не разведется. Мне предложили все как следует обдумать, дав на это месяц.
– Он сунул им взятку! – рычала Лилька в коридоре суда и сверкала глазами. Максим изловчился перехватить меня возле машины и сказал очень серьезно:
– Кончай дурить, а? Клянусь, я больше никогда не назову тебя кактусом.
Это отвратительное слово вызвало во мне прилив ненависти, а глагол «дурить» сильнейшую обиду, я сдвинула брови и со всей ответственностью заявила:
– Ты меня никогда не понимал, – после чего устроилась в Лилькином «Фольксвагене» и отбыла, ни разу не взглянув в сторону супруга.
Максим продолжал попытки встретиться со мной, чтобы обсудить проблему. Никакой проблемы я не видела и ничегошеньки обсуждать не хотела. Супруг очень быстро смекнул, что, если я буду жить у подруги, шансы видеться со мной равны нулю. В один прекрасный вечер он заявился к Лильке и, слегка сдвинув ее в сторону, прокричал в недра квартиры, рассчитывая, что я его услышу:
– Ты имеешь право на жилплощадь!
Разумеется, я имела право, оттого незамедлительно выплыла в прихожую, а Максим повторил:
– Ты имеешь право на половину дома.
– Да, – кивнула я головкой и торопливо добавила: – Только мне от тебя ничего не надо.
– Я не могу жить сразу на трех этажах, когда ты ютишься у подруг.
У Лильки я вовсе не ютилась, жила она одна, а квартира насчитывала четыре комнаты общей площадью сто двадцать квадратных метров, но спорить я не стала и взглянула на супруга с интересом. Лилька, немного подумав, решила впустить его в прихожую. Максим посмотрел на нее сурово, перевел взгляд на меня, заметно подобрел и предложил:
– Может быть, мы где-нибудь поужинаем и обсудим этот вопрос?
Ужинать с Максимом я не собиралась, очень хорошо зная, чем может закончиться этот ужин, подумала немного, широко улыбнулась и осчастливила его:
– Хорошо. Только Лилька поедет с нами.
Муж тяжело вздохнул, а Лилька скорчила в ответ злобную гримасу, хохотнула, победно вскинула голову и уплыла переодеваться.
Воспользовавшись моей беззащитностью, муж тут же ухватил меня за руку и невнятно пробормотал:
– Я тебя люблю. И не вздумай сказать, что ты меня – нет. Ни за что не поверю, это все глупость и притворство.
– Конечно, – усмехнулась я. – Глупость, что же еще? А я сама – кактус.
– О господи, – начал он скулить сквозь зубы, получалось довольно забавно. – Угораздило же брякнуть такое…
– Вот-вот, – поддержала я его. Он сжал мою руку с большим рвением, возвел очи к потолку и только собрался сказать что-нибудь в высшей степени впечатляющее, как в прихожей возникла Лилька, Максим скривился, опустил глазки и обреченно проронил:
– Поехали.
Ужин удался на славу, бирюзовое платье шло мне необыкновенно, любимые пирожные таяли во рту, Лилька трещала как заведенная, что позволяло совершенно не следить за разговором: вставить слово мне все равно не дадут. И вот тут Максим сказал:
– Продадим дом, а деньги разделим.
Сообразив, что он такое заявил, я довольно отчетливо икнула, выпучила глаза и, кажется, остолбенела.
– Как это продадим? – пролепетала я где-то через минуту, Максим пил кофе, а Лилька безуспешно пыталась вернуть отпавшую челюсть на ее законное место.
– Как продать? – через минуту смогла спросить и она, после чего мы с отчаянием переглянулись.
– Очень просто, – пожал муж плечами. – Зачем мне этот дом, если я живу один? Кстати, я уже неделю ночую в гостинице. Дом навевает грустные мысли, мне тяжело в родных стенах, где все напоминает о любви, которой я лишился.
– Ты сам виноват, – насторожилась я.
– Возможно, но жить в этом доме я не собираюсь. Хочешь – живи ты.
Я нахмурилась, уловив в его словах намек на хитрость. Наш дом мне очень даже нравился, и продавать его я не собиралась. Он располагался в самом центре города, но в тихом переулке, и вдобавок ко всему имел свой, хотя и небольшой, зато самый настоящий парк. Метрах в двухстах от нашего дома находилась церковь восемнадцатого века, необыкновенно красивая, и дважды в день я могла наслаждаться колокольным звоном (что было весьма благотворно для моей души). Считалось, что в прошлом веке дом этот принадлежал губернатору, человеку образованному и не чуждому культуры, оттого дом мог похвастать редким сочетанием красоты, вкуса и благородства, который придает подобным строениям солидный возраст. Конечно, внутри дом совершенно переделали, но все равно складывалось ощущение, что живешь во дворце, а в городе мой дом так и называли – «губернаторский». Он стоил безумных денег, интриг, сплетен и завистливых взглядов, и вдруг: продать. Это что же вообще такое? Именно этот вопрос я и задала Максиму.
– Я же объяснил, – пожал он плечами. – Я не могу жить в этой громадине, когда ты теснишься у подруги.
– Я не буду тесниться, – пролепетала я.
