– Почему люди расстаются? Она не могла жить так, как живу я, а я… Я даже не сделал попытки понять это…
– И выставил ее отсюда, – брякнула я.
– Выставил, – помолчав, кивнул Миша, а мне пришлось пояснить:
– Я к твоей соседке за солью ходила, – и добавила: – Извини…
Миша поднялся, подошел к окну.
– У нас с братом были очень сложные отношения, – тихо начал он. – С самого детства. Какое-то дурацкое соперничество, то есть не соперничество… Ему как будто нравилось делать все мне назло. Если я считал, что поступать так подло, – значит, Серега именно так и поступал. Всегда правый старший брат, который действует на нервы. Я хорошо учился, он плохо, я серьезно относился к жизни, он шел по ней играючи, я пошел в милицию, а он… И все-таки мы были очень близки, наверное, это трудно понять, но… он и я – точно две стороны одной медали. Любой самый пустяковый разговор заканчивался у нас ссорой, но обходиться друг без друга мы не могли. А потом появилась Юля. На дне рождения у Сереги… Гостей полон дом, и на нее он совершенно не обращал внимания. Я даже подумать не мог… и только от нее узнал где-то через месяц, что они были близки. Я думаю, он был уверен, что я сделал это нарочно, и… в ту ночь, когда я выставил ее за дверь, я застал их здесь… Все и так было очень сложно: ей не нравилась моя работа, мой образ жизни, а мне это казалось глупыми бабьими капризами. Когда она пыталась поговорить со мной, я просто уходил… Думаю, она это сделала нарочно… Мы расстались, Серега, разумеется, ее бросил, и это было хуже всего, потому что стало ясно, зачем ему понадобилось все это… Извини, что я рассказываю…
Миша повернулся ко мне, а я тихо попросила:
– Рассказывай…
– Отношения между нами окончательно испортились, и вдруг… Он приехал во вторник. Сначала мы, как всегда, разругались. Из-за мамы. Он обещал привезти ее с дачи, забыл, я взялся его поучать, ну и дело кончилось скандалом. Он уехал, потом вернулся. Это было на него не похоже, обычно он после такого не появлялся неделями, а тут… приехал пьяный, вел себя странно, мне кажется, он хотел со мной поговорить, потому и вернулся. Поговорить о чем-то важном. Его что-то мучило, беспокоило… Нервный был, шуганый какой-то… А я стал воспитывать: пьяный за рулем, и все такое… дурак, одним словом. Потом заявил, что утром мне рано вставать на работу, и лег спать… Часа в четыре он уехал, даже не простившись. – Миша провел пальцем по стеклу и сказал с усмешкой: – Я мог спасти брату жизнь…
К этому моменту я уже рыдала, размазывая по щекам слезы, Миша подошел и сказал виновато:
– Я не хотел все это рассказывать… Не знаю, как вышло…
– Ты правильно сделал, что рассказал. Боль нельзя бесконечно носить в себе. От этого можно свихнуться.
Он вздохнул и обнял меня, а я потянулась ему навстречу, после чего мы легли рядом, обнявшись, и стали смотреть в потолок, время от времени осторожно вздыхая то вместе, то по очереди.
Полежав так с полчаса, я решила, что самое мудрое сейчас – уснуть, сказала:
– Спокойной ночи. – И закрыла глаза.
– Спокойной ночи, – ответил Миша, на мгновение оторвавшись от своих мыслей, и потеснее прижался ко мне. Меня это немного раздражало, потому что спать я привыкла на своей широкой кровати в одиночестве, а если в ней кто-то появлялся, то уж вовсе не для того, чтоб пожелать мне счастливых снов. Хотя Миша, безусловно, человек положительный и, возможно, считает неприличным использовать ситуацию. «Ну его к черту», – совершенно неожиданно брякнула я, правда, мысленно, и в самом деле вскоре уснула.
Утро было солнечное, а постель пуста, то есть я-то в ней, конечно, присутствовала, но в одиночестве. Вместо Миши рядом лежала записка: «Танечка, заеду около трех. Целую». Я повертела записку в руках и так и эдак, громко сказала: «Целую», скривилась и потопала в ванную.
– Сидеть здесь все равно что в камере-одиночке, – жаловалась я самой себе, стоя под душем. – Взять меня с собой он не хочет, а я не хочу здесь томиться. У меня тоже есть дела. Например, надо съездить домой, собрать необходимые вещи, уж если я живу в людях, так хоть устроиться должна с максимальными удобствами.
Я выпила кофе и через полчаса покинула Мишину квартиру. Остановила такси, устроилась на заднем сиденье и попробовала отгадать, что меня с самого утра так раздражает: город, несмотря на солнце, выглядел унылым, водитель казался на редкость неприветливым, а жизнь в целом не сулила ничего хорошего.
Мы въехали во двор, я расплатилась, пожадничав на чаевые, вышла и только тогда заметила «БМВ». Машина стояла чуть впереди, у самого подъезда, а рядом с ней два парня в шортах, сандалиях на босу ногу и рубахах навыпуск, похожие, как братья-близнецы, правда, один был высокий, с хорошей фигурой, а другой – здоровущий коротышка, хотя коротышкой он все-таки не был, просто так казалось из-за его необыкновенной ширины. Так вот, несмотря на различия в высоте и ширине, выглядели парни совершенно одинаково, это смущало своей неправильностью и сбивало с толку.
Тут я заметила еще кое-что: парни не просто стояли, а разговаривали с нашим дворником, он как раз повернулся, увидел меня и ткнул в мою сторону пальцем. Парни глянули в указанном направлении и ходко двинулись мне навстречу. Среди моих друзей таких типов не водилось, а приобретать новых знакомых мне сегодня не хотелось, поэтому, развернувшись на пятках, я попыталась покинуть двор и почти преуспела в этом, но, выйдя на улицу, услышала за спиной слоновий топот в опасной от себя близости, охнула и вознамерилась кричать «караул». Улица, как назло, выглядела совершенно пустынной, и слушать меня было некому.
Я затравленно обернулась и увидела прямо перед своим носом красную с желтым рубашку, высокий парень ухватил меня за локоть и прохрипел:
– Только вякни, без зубов останешься.
Я не решилась на подобный риск, выпучила глаза и замерла, глядя на суровое лицо обладателя красно-желтой рубашки. В этот момент подъехала машина, тот самый «БМВ», что стоял у подъезда, задняя дверь открылась, и высокий очень невежливо впихнул меня в кабину, сел сам, и мы выехали на проспект.
