Около девяти ему позвонили, разговаривал он минут пять, потом заглянул в комнату, где я сидела в кресле, стараясь сосредоточиться на страданиях госпожи Бовари, и сообщил, что должен срочно уехать, сказать куда не пожелал, но просил его не ждать и располагаться на диване. Расследование стало казаться мне делом нудным и даже утомительным, и в ум не шло, какого черта я делаю в чужой квартире, но сейчас чужая, пожалуй, была предпочтительнее своей, и я стала устраиваться на ночь.
Миша вернулся около двенадцати, тихо прошел в ванную, затем появился в комнате и, не включая свет, устроился на раскладушке, заботливо мною подготовленной. Лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Я приподнялась и позвала:
– Миша…
– Не спишь? – откликнулся он.
– Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего. – Он вздохнул, а я прониклась к нему сочувствием. Подумала с ужасом, что труп Сережи убийцы где-то спрятали и парень до сих пор не похоронен по-человечески, каково его матери, да и Мише тоже.
– Ты думаешь о брате? – спросила я.
– Да, – ответил он нехотя. – Думаю. Как такое могло случиться? Мать места себе не находит…
– Ты ей сказал?
– Нет. Не могу… Может быть, позднее… Пусть свыкнется с мыслью, что… – Он судорожно вздохнул, а я села в постели, не зная, что сказать. Нужные слова не приходили на ум.
– Ты не должен себя винить, – осторожно заметила я, думая при этом, что иногда все-таки лучше помолчать и оставить человека в покое. Я опустилась на подушку и неожиданно для себя спросила: – Вы давно виделись?
– Давно. Проклятая работа…
Я замерла с открытым ртом, силясь понять, зачем он лжет. Или болтливая соседка все напутала и Сережа не ночевал здесь накануне своей гибели?
– А от кого ты узнал, что он ездил в Нижний, от мамы?
– Да, он звонил ей. Сказал, что уезжает, вернется в среду. В среду как раз годовщина смерти отца, мы собрались на кладбище. Сережка не приехал, мама беспокоилась, и я стал его искать. – Голос звучал совершенно искренне, и все-таки Миша лгал.
Такие, как Мария Николаевна, приметливые и страдающие от безделья, ничего не путают. Однако повода лгать мне я не находила и поэтому забеспокоилась еще больше. Возможно, он мне не доверяет, считая, что я как-то замешана в убийстве брата? А зачем тогда притащил к себе? Привез, оставил, а сам носится неизвестно где, проводит свое следствие и мне ничего не рассказывает.
Подобное недоверие показалось мне обидным. Помолчав немного, я пожелала Мише спокойной ночи, но уснуть еще долго не могла. Он, как видно, тоже, потому что где-то через час поднялся и ушел в кухню. Курил, гремел посудой, потом вернулся, сел на раскладушку и стал смотреть в пол. Я решила не прикидываться спящей и опять позвала его:
– Миша, я не знаю, чем могу помочь тебе, но… в общем, помочь я бы очень хотела… И, пожалуйста, верь мне…
– Почему ты это сказала? – удивился он.
– Что?
– Верь мне… Ты считаешь, что я тебе не доверяю?
– Ты мне ничего не рассказываешь…
– Нечего рассказывать, Танечка, – вздохнул он, поднялся и подошел ко мне. – Потому и молчу. – Он сел на диван.
– Ты ведь не думаешь, что я что-то скрываю? – спросила я, голос мой звучал жалобно.
– Нет, конечно. С чего ты взяла?
«С того, что ты врешь», – хотелось ответить мне, но делать этого я не стала, вздохнула и попыталась разглядеть его лицо в темноте. Он наклонился и поцеловал меня, поцелуи становились все настойчивее, но я не спешила к нему в объятия: не в моих правилах иметь дело с мужчиной, который меня обманывает бог знает с какой целью. Я осторожно отстранилась и напомнила о насущном:
– Какие у нас планы на завтра?
– Разузнать о делах этой фирмы, может, удастся выйти на человека, который не хотел, чтобы ты его увидела, ну, и Самохин, конечно…
– Возьмешь меня с собой? – попросила я.
– Тебе будет скучно… – заверил он.
«А здесь мне очень весело», – едва не съязвила я, но вместо этого сказала:
– Я не хочу быть в тягость…
– Что ты… – Он вроде бы даже огорчился. – Ты не можешь быть мне в тягость. Я… в общем, я очень рад, что мы встретились, жаль, по такому невеселому поводу.
– У тебя кто-нибудь есть? – рискнула спросить я.
– Женщина? Расстались несколько месяцев назад.
– Почему?