– Постой! А если там не Гошины враги, а как раз его друзья, а орет он, потому что психический? Тогда мы угодим в ловушку. Их трое, а может, и больше…
– Так, – вмешался Матвей, которому наша болтовня изрядно надоела. – Идите к калитке, звоните, вопите и вообще производите побольше шума. Но в калитку ни в коем случае не входить! Поняли? Даже если калачом заманивать будут.
– Кто?
– Идите, – повторил Матвей с потрясшим меня терпением.
И мы с Ленкой пошли. Точнее, сначала поползли, а потом, уже на улице, взялись за руки и неспешно направились к калитке. И тут вышла незадача: звонок отсутствовал, впрочем, как и запор на калитке. Она вообще держалась на одной петле и имела чисто символическое значение. Мы переглянулись и позвали:
– Гоша! – Сделали паузу и опять заорали.
Со стороны дома не доносилось ни звука.
– Что будем делать? – зашептала Ленка. Я крикнула еще раз, с тем же успехом. – Давай в окно постучим, – предложила она, толкнула калитку и направилась к дому.
Со стороны сарая показался Матвей и стал махать руками, но этот жест Ленка проигнорировала, подошла к окну и забарабанила по стеклу.
– Гоша, открывай, я знаю, что ты дома. Если ты со своей рыжей, я ей глаза выцарапаю. – Дом тонул в тишине. – Свинство какое! – возмутилась Ленка и зашагала к крыльцу.
Я бросилась за ней. Матвей у сарая больше не махал руками, а в отчаянии показал нам кулак.
Мы уже были на крыльце. Конечно, стоило проявить осторожность. А с другой стороны, не будут же в нас стрелять белым днем в большом городе?
Никто и не стрелял. Ленка только-только протянула руку с намерением постучать в дверь, как она распахнулась, и показались сразу две руки, одна схватила за шиворот Ленку, другая меня, и нас молниеносно втянули внутрь. Дверь за нами захлопнулась, а мы повалились на пол от сильнейших тычков.
Когда я оправилась от первого испуга, который соперничал с изумлением, очам моим предстало удручающее зрелище. Гоша сидел, привязанный к стулу, и отчаянно мычал, ничего членораздельно он произнести не мог, потому что рот его был заклеен лейкопластырем. Сначала я решила, что мычит он от сочувствия к нам, потом поняла, что все еще хуже. К ногам Гоши был привязан утюг, провод тянулся к розетке, так что ногами парень сучил не зря.
Мы с Ленкой переглянулись и решили, что пришел наш смертный час. Психи, которые способны поставить на ноги человеку горячий утюг, способны на все. В том числе запросто могут лишить жизни двух молодых красивых девушек. И я с отчаянием произнесла:
– А мы милицию вызвали. Сейчас приедут.
– Не успеют, – ответил мне мучитель Гоши.
Надо сказать, мучителей было двое, и, если честно, выглядели они вполне прилично. В том смысле, что ни за что не подумаешь, глядя на них, что перед тобой злодеи. Оба уже дядьки. Один блондин, другой брюнет, довольно крупные, но физиономии скорее приятные, если б не злобные выражения, которые их теперь украшали.
Пристроив нас на полу под присмотром блондина, брюнет шагнул к Гоше, сорвал с его губ лейкопластырь и спросил:
– Последний раз спрашиваю: куда ты его дел?
Гоша не успел ответить. Впрочем, у меня было подозрение, что по существу он отвечать не собирался, хотел просто заорать, потому что сил терпеть издевательства уже не было. Но и заорать не успел: в соседней комнате с грохотом вылетело окно, посыпались стекла, а потом раздались шаги, точнее, топот ног. Блондин и брюнет решили, как видно, что милиция все-таки прибыла (если честно, в первое мгновение и я так подумала), и приняли соломоново решение: бросились к выходу. Блондин открыл дверь, оба дядьки выскочили друг за другом на крыльцо и помчались к калитке. Отсутствие милицейских машин и вообще какого-либо движения ни на что им не намекнуло, и очень скоро они скрылись в переулке, приведя меня в изумление: то ли уж очень пугливы, то ли голова у них совсем не варит. В комнате появился Матвей, весьма разгневанный.
– Вам что было сказано? – завопил он, размахивая окровавленными руками. Я тоже хотела завопить при виде его ран, пока не сообразила, что он порезался, когда лез в окно. Конечно, тоже ничего хорошего, но дышать стало легче.
– Утюг! – заорал Гоша, и мы бросились его освобождать, то есть бросились мы с Ленкой, Матвей с неудовольствием разглядывал свои руки и голубую футболку, которая была испачкана кровью. Судя по выражению лица, футболка была любимой, и парень невыносимо страдал.
Избавившись от утюга, Гоша перевел дух и попросил:
– Развяжите меня.
Мы с Ленкой стали осматривать веревку с намерением выполнить просьбу, но Матвей нас остановил:
– Не спешите, для начала надо его послушать. И утюг зря убрали. Может, еще пригодится.
Гоша посмотрел на нас с печалью и заявил:
– Я ничего не знаю.
– Вот что, – подала голос Ленка, поднимаясь с пола. – Давайте сматываться отсюда. Вдруг эти психи вернутся? Гошу можно допрашивать в другом месте.
– А если он сбежит? – с сомнением спросила я.
