– Машка, мне придется ненадолго уйти, – заявил он. – Оставлять тебя одну очень не хочется, но с собой ведь не возьмешь, опасно… Думаю, тебе стоит навестить отца. Сейчас вызову такси.
– А ты? – вконец испугалась я.
– Машка…
– Я понимаю. Я не об этом. Когда ты вернешься?
– Уйду на несколько часов, а что?
– Тогда я тебя лучше буду ждать здесь. В случае чего – позвоню папе.
Сашка подумал и сурово кивнул. Я его перекрестила на дорогу, и он растворился за дверью. А вот из подъезда не вышел, хотя я с дорожки не спускала глаз. Посидев возле окна минут двадцать, я вышла на лестничную клетку и даже позвала:
– Саша… – Испугалась и совсем было кинулась звонить папе, но тут вспомнила о чердаке, а также о подвале. Должно быть, Сашка не стал рисковать и покинул дом каким-нибудь хитрым способом.
Я села на диван, подрыгала ногами и с грустью констатировала, что быть подругой агента 007 ох как невесело.
Багров вернулся после полуночи. Дверь открыл своим ключом, осторожно прошел и позвал:
– Машка… Это я.
– Сашенька, – кинулась я к нему на шею, он подхватил меня на руки, и мы быстренько оказались на диване. – Давай я тебя покормлю, – прошептала я. Близкое знакомство с разведкой имело для меня своеобразные последствия: тянуло говорить, понижая голос.
– Есть я не хочу, – замотал головой Сашка. – Лучше обними меня покрепче.
Это я сделала с большим удовольствием. Попыталась было его выспросить, да не вышло, он сам говорил неохотно и мне не давал. Потом блаженно потянулся и уснул. Но ненадолго. Только-только я задремала рядышком, Сашка стал метаться во сне. На этот раз вертолетов не требовал, а звал меня. Я потеснее прижалась к нему и слушала.
– Машенька, милая, – шептал он вроде бы в беспамятстве. – Родная моя девочка… – И прочее в таком духе. Клялся в любви, особо упирал на свои годичные страдания, госпиталь припомнил, и все выходило у него так складно, что сумел-таки довести меня до слез. И его было жалко, и себя, и то, что год этот мы прожили врозь. И хоть я подозревала, что все страдания Сашки носили скорее денежный характер, но в тот момент поняла совершенно очевидную вещь: я люблю его и тут уж, как говорится, ничего не поделаешь.
– Сашенька, – пролепетала я, устроив голову на его груди, Багров соизволил очнуться, заметил мои слезы, испугался и стал утешать. – Какие ты мне слова говорил, – вздохнула я, сама себе завидуя.
– Да? – удивился Сашка. – Вообще-то я слова не больно жалую, видно, это болезнь на меня так влияет.
Сашка продолжил утешение, но слов, которые произносил в беспамятстве, повторить не пожелал, вызвав во мне некоторую досаду. Однако ближе к утру заявил, что любит, и я осталась этим довольна, уснула в состоянии полного блаженства и проспала до полудня.
Без десяти минут двенадцать я открыла глаза и обнаружила себя в постели в неприятном одиночестве. Вскочила, побегала по квартире и окончательно убедилась, что Сашки нигде нет.
Верить в то, что после ночных признаний он опять подло бросил меня, очень не хотелось, но каюсь, такая мысль незамедлительно возникла, и я совсем было собралась зареветь, но вместо этого разбила две тарелки, убрала осколки, выпила чашку кофе, рюмку коньяка, погрозила кулаком и громко заявила:
– Багров, я тебя убью!
Немного успокоившись, я привела себя в порядок, оделась и поехала на работу. По дороге слушала радио, злилась и пыталась придумать для Багрова достойную кару.
Вот тут он как раз и появился, то есть то, что это Сашка, я поняла не сразу. Свернула в переулок, и вдруг, бог знает откуда, выскочила «шестерка», отрезая от меня чахлый поток машин, точнее, машина была одна, но повела себя в высшей степени странно. Вместо того чтобы, приоткрыв окно, матерно обругать водителя «шестерки» и подождать, когда он перестанет вести себя как придурок, следовавшая за мной видавшая виды «девятка» резко затормозила, из ее салона выскочили трое ребят и принялись палить по «шестерке». Я в это время, приткнувшись к тротуару метрах в тридцати от них, сидела, открыв рот, и честно пыталась понять, что это такое творится.
Тут дверь «шестерки» распахнулась, на асфальт вывалился Багров, на четвереньках достиг моей машины и рявкнул: «Гони!» Дважды повторять ему не пришлось. Кажется, типы с «девятки» еще стреляли, но я так громко стучала зубами, что утверждать это наверняка не могу.
– Куда? – догадалась спросить я, вылетая на проспект.
– Переулками, в сторону речного вокзала, там затеряемся, – ответил он, убирая в наплечную кобуру пистолет, который держал в руке.
Выглядел Сашка чрезвычайно серьезно и деловито. Был собран, подтянут и сейчас походил не на Штирлица, а на моего любимого Стивена Сигала, только без косички. Поглядывал в окна, хмурился, и чувствовалась в нем большая решимость сражаться со всем миром. Про себя я знала точно: не только решимости, но и просто такого желания у меня нет, оттого на Сашку смотрела с тоской и даже с отчаянием.
– Сашенька, что ж это такое? – спускаясь к речному вокзалу, смогла спросить я.
– Плохи дела, Машка, – став еще суровее, ответил он.
– Да? – Что еще сказать, я не знала и продолжала таращить глаза.
– Машину где-нибудь укроем и махнем на катере, – заявил Багров.
