заводишь роман с каким-то типом…
Михаил Степанович, от которого я уже выходила замуж, вдруг обрадовался и ехидно изрек, обращаясь к Иннокентию:
– Не все коту масленица…
А Евгений моргнул и спросил:
– Будем свадьбу играть?
После чего Иннокентий Павлович медленно осел на диван, все еще держась за сердце, и, резко сменив тему, заговорил о самоубийстве.
– Да бросьте вы, Иннокентий Павлович, где двое, там и трое, привыкнете, – пристыдила Мышильда, но убедить его не смогла. Кончилось тем, что он решил немедленно уехать и с этой целью даже выскочил из дома, потом забежал вновь, а я, понаблюдав за ним, с радостью убедилась, что с опорно-двигательным аппаратом у него нет никаких проблем.
Иннокентий Павлович, еще немного покричав и побегав, побрел в дом напротив, к бывшей своей хозяйке, которой, кстати сказать, давал задаток, а мы с Мышильдой отправились спать. Убедившись, что нас никто не слышит, сестрица спросила:
– Лизка, неужто вправду баксы сожгла?
– Сожгла, – кивнула я. – Три сотни.
Мышильда охнула:
– Креста на тебе нет.
– Давай спать, ночью пойдем на дело, а то у меня от недосыпу глаза пухнут.
– На какое дело? – насторожилась сестрица.
– Деньги там лежать не должны, не ровен час свистнут, точно мумию. Хорошо хоть пасмурно сегодня, купаться вряд ли кто надумает и на деньги не наткнется.
– А где они?
– В целлофановом пакете, песочком прикопаны, камнями заложены.
– Ох, и вправду бы не свистнули. Лизка, этот здоровущий хмырь, Максим, тебе не поверил и за нами следить будет.
– Много этот хмырь уследит… следопыт. Придумаем что-нибудь… Спи… – Но спать не получалось. – Вы чего как долго до меня добирались? – спросила я.
– Да мужички сразу хотели за тобой рвануть, но колесики у них прохудились. Все четыре, разом. А уж как сообразили, что с погоней ничего не выйдет, решили меня в заложники взять, ну и пришли. Они пришли, и участковый тоже заявился, Иваныч. У него от пожара в горле пересохло. Посидели, как люди. – Мышильда вздохнула и зло добавила: – В шесть утра водку жрать… Сопьешься здесь, прости господи.
– И чего дальше? – приподнявшись на локтях, спросила я.
– Чего дальше… Иваныч ушел, а эти мне допрос устроили – куда ты бежать задумала. А я говорю: «Куда ж ей бежать, если она к Сашке неровно дышит и все затеяла с большой на него обиды. Вон, – говорю, – сидит под горкой, любимого дожидается». И тычу на «Фольксваген». А этот чертов Макс ядовито спрашивает: «У сестрицы вашей справка есть?» – «Откуда?» – говорю. А он мне: «Из психушки». – «Справок у нее сколько угодно, и из психушки и из иных мест, а убегать она никуда не думала, просто на Сашку за мумию разозлилась, за то, что про деньги умолчал, то есть, выходит, обманул. А она страсть как обманщиков не жалует…» Десять минут говорила…
– Молодец, – похвалила я и закрыла блаженно глаза.
Спали мы до самого обеда, а потом пошли копать. Только за лопаты взялись, как на пустыре появились Макс, Сашка и задумчивый Коля-Веник. Макс устроился на фундаменте и стал ко мне приставать:
– Клей говорит, ты рассказывала, будто тут полно ходов подземных?
– Никакого Клея я не знаю, – хмуро ответила я.
– А его ты знаешь? – ткнув в Сашку пальцем, спросил Максим.
– Его знаю, – согласилась я. – А если ты моего парня будешь всякими глупыми словами обзывать, получишь по носу.
Макс моргнул, потом спросил удивленно:
– Ты чокнутая, что ли?
– Завязывай хамить, – влез Сашка. – Разговаривай с ней по-нормальному, а не можешь, так и мотай отсюда.
Я удовлетворенно кивнула, Сашка сурово нахмурился, а Макс раздвинул рот до ушей. После чего ласково спросил:
– Елизавета Петровна, а Александр Сергеевич говорил, будто вы ему про ходы рассказывали.
– Рассказывала, – кивнула я и у Сашки спросила: – Ты правда Александр Сергеевич?
– Правда.
– Красиво. Мне нравится.
– Я рад, – сказал он совершенно серьезно.
– И я, – сказал Максим. – Елизавета Петровна, а где эти самые ходы?
