более зависимым.
– Я ведь не сделала ничего плохого, – прошептала я, держа руку на груди. – Я просто хотела ему помочь. Но он был мертв. Я просто хотела помочь, что в этом плохого?
Я почувствовала слезы на щеках, они стекали по подбородку и падали на ладонь.
– То, что ты говоришь, правда? – спросил голос. Он звучал ровно, без угрозы. – Ты ведь не хочешь, чтобы тебя убили?
– Пожалуйста, – зашептала я, – я ведь все сказала вам, – и всхлипнула, прикрыв веки, пальцы были мокрыми от слез, губы мгновенно распухли. – Боже мой, – торопливо зашептала я, – я ничего не понимаю, какие-то люди задают вопросы, меня чуть не избили в подъезде, кто-то взорвал мою машину, и никто не сказал: почему? Кому я мешаю?
– Кому может мешать такая хорошая девочка? – сказал он, улыбаясь, я не могла видеть, но знала, он улыбается.
«Какие у него должны быть глаза? – вдруг подумала я. – Какие должны быть глаза у человека с таким голосом? Большие, темные, с поволокой».
– Этот парень, откуда он взялся? – опять заговорил он.
– Он приятель моей подруги.
– Да? – смех, негромкий, насмешливый. – У парня интересная профессия.
– Он обещал помочь нам, – звучит виновато.
Скрипнуло кресло, я поняла, что он придвинулся ближе. Сквозь ослепительный свет я чувствовала его взгляд.
– Пожалуйста, – прошептала я, – объясните мне… я ничего не понимаю… я боюсь… – У меня сорвался голос, я вздохнула, дернувшись всем телом, и повторила: – Я боюсь…
Он вдруг протянул руку, я вздрогнула, подалась назад, а он коснулся моего плеча, рука медленно двинулась вдоль груди, задержалась на соске и вернулась обратно. Я почувствовала его желание. Чувство было очень острым, я ощущала его всем телом, как будто уже принадлежала ему. Это длилось бесконечно долго: воздух был наполнен сладострастием пополам с ужасом, я опять подумала о его глазах, о его улыбке… о бритве в его руке, я почти поняла: он сейчас ударит. Сжалась, замирая, и, стискивая рукой рот, зашептала:
– Пожалуйста, не убивайте меня, я не сделала ничего плохого…
– Девочка, чаще всего за это как раз и убивают…
Рука его переместилась к моему лицу, большая ладонь с крепкими длинными пальцами, на мизинце печатка. Он провел пальцем возле моих глаз, печатка сверкнула тремя бриллиантами.
– Расскажи мне еще раз, как все было, – попросил он тихо, даже ласково.
– Но…
– Расскажи…
Я слабо шевельнулась, ощутив, как немеют ноги.
– Положи подушку за спину, тебе будет удобнее, – сказал он, и я повиновалась: голос гипнотизировал, мягкий, бархатный, он вливался в душу, лишая возможности мыслить. – Так удобнее? – спросил он.
– Да, – ответила я очень тихо и спокойно, хотя ужас держал меня ледяной рукой возле затылка.
– Расскажи мне еще раз…
Я закрыла глаза и повторила рассказ, всем телом ощущая его руку… И опять повисла тишина, он молчал, а я, зная, о чем он думает сейчас, вновь зашептала:
– Пожалуйста, не убивайте меня.
– Ты красивая девочка, – сказал он, ласково сказал, но это не обмануло, он мог говорить что угодно, я знала: передо мной убийца.
Теперь он держал меня за подбородок, это было чудовищно, но его желание передавалось мне, разливаясь теплом внизу живота и холодя душу. Я повернула голову, уходя от его взгляда, изо всех сил стараясь не закричать, и попросила:
– Пожалуйста, не трогайте меня… – Голос звучал тихо, как-то безжизненно. Рука замерла. Тишина. Долгая-долгая тишина, от которой сводило внутренности.
– Не бойся, – наконец сказал он, гладя пальцами мои губы, и повторил: – Не бойся.
А я прошептала, зажмурившись:
– Спасибо…
– Послушай меня, девочка, – опять сказал он. – Ты будешь молчать. Ты никому ничего не расскажешь. Ни обо мне, ни о том, что я спрашивал. Ты поняла?
– Да. Я буду молчать.
– Ты просто забудешь об этом.
– Да. Забуду, – эхом повторила я.
– Умница. – Он убрал руку. Я услышала, как скрипнуло кресло, потом звук шагов. Хлопнула входная дверь, а я все сидела, тараща слепые глаза и обливаясь потом.
«Мне надо подняться», – билось в мозгу, но я не могла: там, за чертой света, кто-то мог подстерегать меня. Я стиснула голову руками, заорала «мама», прыгнула вперед и замерла в спасительной темноте.
