– Они ушли, – громко сказала я и испугалась. На четвереньках я выбралась в прихожую и включила свет, стояла, прижавшись к стене, ожидая, когда стихнет резь в глазах, потом осмотрелась: никого. Я вернулась в комнату, рыдая от бессилия, зажгла верхний свет. Комната была пуста. Я выключила настольную лампу возле постели и обессиленно сползла на пол. Не знаю, сколько я так сидела, без мыслей, опустошенно, завороженно, в комнате стало сереть, близился рассвет. Я смогла подняться и вышла в ванную. Из зеркала на меня смотрело чужое лицо с совершенно безумными глазами. Чувство было такое, точно мне изнасиловали душу. Собрав все силы, я подняла голову и сказала громко в пустоту:
– Ты, ублюдок! Я тебе врала, от первого до последнего слова я тебе врала.
В дверь звонили весьма настойчиво. Я осторожно подошла и спросила:
– Кто?
– Я, открывай.
Я открыла и увидела Люську, ее левый глаз украшал здоровенный синяк.
– Были? – спросила я.
– Твою мать, твоего отца и твою бабушку! – прорычала Люська, лицо ее пылало. – Твоя идея разделиться. Меня чуть не убили, каково это с моими-то нервами! – Люська рухнула на диван, сверля меня гневным взглядом. Я села напротив и стала ждать.
– Пришли ночью, двое. Дверь вышибли. Можешь себе такое представить? Допрос мне устроили, видишь, как украсили?
– Ты сказала?
– Еще чего! – фыркнула Люська и добавила: – Правда, до утюга не дошло.
– Выдержала нашу историю?
– Слово в слово.
– А они?
– Пообещали сладкую жизнь и тебе велели передать, что из-под земли достанут.
– Любопытно, – сказала я.
– Куда уж любопытней. Вот, телефончик оставили, на случай, если я чего-нибудь вспомню.
Я взглянула на бумажку с записанным на ней номером и убрала в кошелек: никогда не знаешь, что может пригодиться в жизни. Люська подозрительно на меня поглядывала.
– Ну и как же ты от них отделалась? – полюбопытствовала я.
– Сами ушли. Тут и милиция пожаловала: кто-то из сердобольных соседей вызвал. – Люська помолчала немного и продолжила: – И Серега пропал, должен был утром прийти – не появился. Звонила – занято.
– Еще позвони.
Люська прошествовала к телефону. Серега оказался дома, Люська поговорила с ним пару минут и вернулась, лицо у нее было озадаченное.
– Что? – поинтересовалась я.
– Просил к нему подъехать.
– Зачем это?
Люська пожала плечами:
– Сказал: не по телефону. Едем, что ли?
– А я-то зачем поеду?
– Затем. Боязно мне что-то, да и Серега сказал, чтобы вместе приехали.
Дверь нам открыла женщина лет пятидесяти, с больными глазами, указала рукой на нужную дверь со словами:
– Там он лежит.
Серега и правда лежал, точнее, полулежал на груде подушек. Вид у него был такой, словно его использовали вместо боксерской груши: глаза заплыли, губы разбиты, ухо разорвано.
– «Скорую» вызывал? – спросила я.
– Нет.
– Почему?
– Отлежусь. – Говорить ему было трудно. Люська сначала запричитала, потом гордо продемонстрировала свой синяк, а я стала осматривать Серегу: били его профессионально – очень больно и вполне безвредно.
– Легко отделался, – сказала я, – ребра, нос и зубы целы, а ухо сейчас зашью. – Я раскрыла сумку, Серега слегка запаниковал:
– Ты что, это всегда с собой таскаешь?
– А как же, – влезла Люська, – она ж у нас доктор Айболит.
Когда с ухом было покончено, я спросила:
– Где они тебя?
