отправился со мной, потянул за ручку, и дверь тяжело, со страшным скрипом открылась. Именно так, по моим представлениям, должны открываться врата ада. Но место, куда мы сейчас пришли, с моей точки зрения, мало чем от последнего отличалось.
Когда-то я, воспитывая в себе силу воли, устроилась в анатомичку уборщицей. Продержавшись первый месяц, я себя очень зауважала. Потом стала брать на работу томик Данте, а потом поняла, что смерть – явление довольно будничное, и именно так к ней следует относиться, чтобы сохранить присутствие духа.
Перед нами был длинный коридор. Ковалев притормозил и на меня поглядывал с беспокойством. Должно быть, боялся увидеть что-то жуткое, хотя такой страх боевому офицеру не к лицу, но мужчин не поймешь. Я уверенно прошла к кабинету под номером два и постучала. Мне не ответили, кабинет оказался заперт. Но из-за соседней двери доносились голоса, и я направилась туда. Алексей Дмитриевич мрачнел все больше. Может, о начальстве думал, которое за самодеятельность не похвалит, а может, и правда покойников боялся. Я постучала, но находившиеся внутри кабинета на стук внимания не обратили. Разговаривали там довольно громко, и я позволила себе войти без разрешения.
– Если с меня полставки снимут, пусть сами здесь копаются, – выговаривала кому-то грозного вида дама лет сорока.
– Симочка, ну как можно…
Возражавшая даме Валерия Федоровна, моя хорошая знакомая, в этот момент повернулась, увидела меня, и на лице ее отразилась целая гамма чувств – от удивления до испуга.
– Господи, Лана, что случилось?
– Ничего плохого, – заверила я с улыбкой.
– Здравствуй, солнышко, я и не знала, что ты приехала.
Валерия Федоровна пошла мне навстречу, раскинув руки. Расцеловала меня, для чего мне пришлось наклониться – она едва доставала мне до плеча, зато, по ее собственным словам, компенсировала недостаток роста большим весом. Она очень напоминала колобка. Круглолицая, светлоглазая, с ямочками на щеках. Женщина без возраста. Очень немногие знали, что Валерии Федоровне далеко за шестьдесят, она же предпочитала говорить, что ей «глубоко за тридцать».
– Давно в наших краях?
– Вчера приехала.
– У кого остановилась?
– В гостинице.
– С какой стати? Давай ко мне. Я сейчас одна.
Тут взгляд ее замер на бледном Ковалеве, и она улыбнулась еще шире. Ее коллеги – гневная сорокалетняя Симочка и мужчина лет двадцати семи – с интересом наблюдали за нами.
– Идем ко мне, – сказала Валерия Федоровна. Коридором мы двинулись к ее кабинету. – У тебя правда все в порядке? – посерьезнела она.
– Конечно.
– А почему с тобой молодой человек из милиции?
– Я не знала, что вы знакомы, – удивилась я.
– Мы незнакомы, – вроде бы тоже удивился Ковалев.
– Дети мои, милицейский – это не профессия, это диагноз. А в диагнозах я кое-что смыслю.
Входя в ее кабинет, я обратила внимание, что молодой мужчина тоже идет за нами.
– Выпьете чаю? – спросила Валерия Федоровна, прикрыв дверь. – Рассказывай, что тебя привело к нам.
– Хотела встретиться с Марком Абрамовичем.
– У него отпуск. Уехал на рыбалку с внуками. Ты их не узнаешь. Совсем взрослые. А помнишь, как вы с Антошкой залезли на крышу? Он теперь в областной больнице. Хирург, золотые руки, что неудивительно.
Валерия Федоровна быстро двигалась по кабинету. Включила электрический чайник, достала из шкафа чашки, банку с вареньем и лимон на блюдечке. Алексей Дмитриевич топтался возле двери, нерешительно улыбался, должно быть, переваривал слова Валерии Федоровны о своем диагнозе.
– Присаживайтесь, – предложила гостеприимная хозяйка.
– Спасибо, я не любитель чая, – вежливо ответил Ковалев.
– Могу спирта налить. Это шутка, – махнула она рукой, заметив, как страдальчески сморщилась его физиономия. – Марк Абрамович будет через несколько дней. Мобильный он с собой не берет, чтобы удовольствие не портили. Ты по делу или просто так?
– Хотела поговорить.
– Может, я смогу помочь? – Она смотрела с интересом и теперь говорила серьезно.
– Несколько месяцев назад погибла журналистка, моя знакомая.
– Ах, вот что… Мне сказали, ты теперь занимаешься переводами?
– Так и есть. Но это дело меня очень интересует.
Валерия Федоровна совершенно по-другому взглянула на Ковалева и кивнула:
– Ясно.
