Анны Карениной — так просто блажь и детские игрушки. Люди никогда не забудут ее, и даже через многие тысячи лет будут вспоминать с чувством щемящей нежности как что-то вечное, но безвозвратно ушедшее. Эту Любовь будут помнить даже тогда, когда забудут, кто собственно был влюблен и в кого, забудут была ли эта Любовь взаимной, забудут была ли она счастливой или была несчастной… Потому что теперь это все не важно. Потому что именно эта Любовь вошла в историю, и, какой она была, теперь уже все равно. Потому что любовь эта была Последней. Такой она и вошла в историю — Самой Последней В Мире Любовью. С тех пор в мире любви больше не было.
Интерпресскон-1999
А. Хорт ПУТЬ К ВЕНЕРЕ
Когда космический корабль «Гетероид-II» попал в катастрофу, самые большие повреждения получил его автопилот Мун, который с тех пор не мог выполнять никакие обязанности, включая супружеские. После этого Муна вышвырнули, словно использованный презерватив, а его жену, автопилотку Коку, перевели на межпланетник «Экстазоид-I», где старшим стюардом работал молоденький робот Дир. Новая сотрудница сразу понравилась Диру. Его возбуждали мощные груди из тугоплавкого каучука; пышные бeдра с нежным капроновым пушком; еe живот, который, несмотря на возраст, не потерял своей свежести, поскольку был изготовлен из нержавеющей стали. Сразу же после старта космического корабля к Венере Дир протелепатировал пышнотелой автопилотке приглашение на тайное свидание в будуарном отсеке. Кока явилась в точно указанное реле время. С металлическим лязгом Дир притянул еe к себе и почувствовал датчиками плотности, что под суперсовременным металлическим кожухом она была совершенно голой. Расслабив хомутиками шейные шарниры, он опустил голову и с похотливым скрежетом потeрся о живот Коки. Своими эрогенными клеммами она почувствовала скользящие по еe телу упругие антенны, шелковистые провода в полихлорвиниловой оплeтке, и еe колени от возбуждения от возбуждения силой 240 ампер бешено завибрировали. Упав навзничь, Кока в истоме закатила фотоэлементы… Однако тут случилась катастрофа. «Экстазоид-I» перешeл на вторую космическую скорость, и робот Дир с ужасом почувствовал, что его детородный болтик беспомощно повис в невесомости.
И. ДОРОХИН УСЛОВНЫЙ РЕФЛЕКС или ПРИТЧА О НЕУКРОТИМОЙ ПЛАНЕТЕ
Посмотри, встаeт цунами
Над скорлупками квартир.
Так, разделываясь с нами,
Красота спасает мир.
Евгений Лукин
Жизнь во Вселенной текла своим чередом. Гасли старые звeзды, взрывались новые, а иногда и сверхновые. Остальные звeзды просто светили: кто красным, кто оранжевым, кто голубым, а может, и ещe каким-то другим светом. У некоторых звeзд были планеты. Среди девяти, а может и десяти планет, вокруг небольшой жeлтой звeздочки вращалась крохотная планетка, на которой происходили любопытные события. В остывающих океанах зашевелились вдруг комочки органического вещества. Делясь и соединяясь, они постепенно выросли, некоторые вышли на сушу, а кое-кто попытался даже мыслить. Вначале планета не обратила на них никакого внимания, но когда маленькие лохматые существа, прыгавшие до этого по деревьям, спустились на землю, встали на задние лапы и схватились за дубины, она задумалась: 'Зачем? Почему? — планета неторопливо размышляла: — А что дальше?.. Колесо?.. Паровой двигатель?.. Атомный реактор?.. — она забеспокоилась. — Но это же разум!!!' Догадка потрясла планету и землетерясениями прокатилась по еe поверхности. проснулись старые и вырвались из недр новые вулканы, испепелившие всe, что могло гореть, а потоки воды, после выпавших затем ливней, смыли оставшийся пепел обратно в океаны. Планета облегчeнно вздохнула и снова принялась наблюдать за комочками органического вещества, весело резвящимися в остывающих океанах. Жизнь во Вселенной текла своим чередом.
Юрий Гаврюченков ОНИ СРАЖАЛИСЬ ЗА РОДИНУ
Гимли, сын Глоина, отложил секиру, перекатился под прикрытием кочки на спину и стал перематывать опорки на изрядно потрeпанных лаптях. Кряхтя и ругаясь, гном затянул полусгнившие ремешки и лeг обратно на брюхо. Он тяжело дышал. Непривычно жаркое солнце заставило взмокнуть боевую красную рубаху, от пыли давно ставшую коричневой. Штаны тоже побурели, но не от пота: захлебнувшаяся атака на позиции хорошо вооружeнного противника закончилась позорным отступлением, после которого в животе долго урчало и булькало. Не поднимая головы, Гимли разворошил землю корявыми толстыми пальцами, добыл оттуда сопревшего червя и жадно утолил голод. Он огляделся. Рассыпавшийся по степи хирд угрюмо ждал приказа. Лопахин тщательно прицелился и спустил курок. Приклад больно толкнул огромный синяк, расплывшийся на правом плече. — В бога душу так твою мать! — выругался он, заметив, что пуля впустую взбила фонтанчик степной пыли. Синеватое облачко порохового дыма нехотя расплывалось в неподвижном тяжeлом воздухе. Лопахин открыл затвор и надавил указательным пальцем на гильзу. Судя по тому, насколько утонул в магазине палец, патронов осталось всего две штуки. 'Должно же быть три, — огорчился Лопахин, — я ведь считал!' Он раздосадовано дослал рукоятку затвора и вытер влажные ладони о гимнастeрку. Патроны кончались, ещe раньше закончилась вода. Рота, два часа назад с трудом отбившая очередную атаку, затаилась в окопах. Командиры выжидали. Связь со штабом прервалась позавчера, и без приказа было неясно, что делать: отступать либо стоять насмерть, не сдавая врагу ни пяди родной земли. Лопахин тоскливо обвeл взглядом утонувшую в знойном мареве степь, кое-где покрытую пятнами сгоревшего полынника и усеянную корявыми телами в красных рубахах. Ближайший к нему гном не добежал до стрелковой ячейки шагов двадцать. Отсюда было хорошо видно, как колышется на слабом ветру его тронутая молью борода. Лопахин сглотнул, в горле першило, будто его натeрли изнутри наждаком. К закату, когда тени увеличились, а внимание противника уменьшилось, раздалась команда наступать. Хирд вскочил и понeсся к вражьим позициям, чтобы внезапной атакой выбить обороняющихся из первой линии укреплений. Перегревшийся на солнце Лопахин с трудом различил шевелящиеся точки, которых вдруг стало очень много. — Опять гномы попeрли. в бога душу так их разэдак! — выругался он, протирая кулаком воспалeнные глаза. Лопахин поймал на мушку мчащегося прямо на него супостата и, памятуя про оставшиеся два патрона, плавно нажал на спуск. — Барук казад! — крикнул Гимли, когда над ухом у него что-то свистнуло. — Коммунисты, вперeд! — пронеслось над окопами. Лопахин выстрелил ещe раз, но гном словно не замечал летящих в него пуль и стремительно приближался, быстро перебирая короткими кривыми ножками. — Да он же пьяный, — догадался Лопахин и полез на бруствер, торопливо примкнув штык. Отовсюду слышались крики 'ура!', которые перекрывал сиплый вопль старшины: 'За Родину, сынки!', поднимающего роту в контратаку. Лопахин тоже заорал 'ура!' — яростно и зло, и побежал, цепко сжимая винтовку грубыми мозолистыми руками. Вернер Хольт кубарем скатился по склону, по колено
