– Вы ведь рассказывали, что видели его возле Лоскутова.
– Я его с дороги видел, смотрю, человек идет к лесу, куртка зеленая. Такая у Лешки была. Вот и все. Он ли, нет, я не знаю. Чего б ему там и не ходить. А про то, что видел, говорил только мамаше, так, к слову пришлось.
– А в милиции про это не сказали?
– Про что? – вздохнул он.
– Про то, что видели вблизи дома человека.
– Там, между прочим, не запретная зона, ходи кто хочешь. И студента я сам на поезд посадил за несколько дней до убийства. Студент совсем ни при чем. Я хоть и пару раз с ним встречался, но людей чувствую. Парень он хороший…
– Хорошие иногда тоже убивают, – пожала я плечами, а он неожиданно засмеялся.
– Да вы хоть представляете… Вы знаете, что в этом доме творилось? Вера Григорьевна к стулу была привязана, весь пол и даже стены в крови. Там был псих. Это ведь я ее нашел, понимаете?
– Понимаю, – кивнула я.
Он подхватил сумки и, не попрощавшись, пошел к общежитию.
Я села в машину и только тут сообразила, что искать нужную мне улицу в чужом городе довольно затруднительно, однако окликнуть Володю и спросить, как проехать к Логиновой, не рискнула. Ладно, у меня есть номер ее телефона, в крайнем случае позвоню.
Выбравшись к очагу цивилизации, приземистому зданию, с одной стороны которого было написано «Кафе», а с другой – «Продукты», я притормозила и пошла выяснять, как мне проехать. Продавщица, девица лет двадцати, о такой улице вовсе не слышала, а грузчик, скучавший на подоконнике вблизи прилавка, сообщил только, что она на другом конце города. Не очень рассчитывая на удачу, я поехала прямо, посматривая на указатели, в центре города обратилась к постовому, и он очень доходчиво объяснил мне, в каком направлении нужно двигаться. Следуя его указаниям, я через двадцать минут уже тормозила возле девятиэтажного дома, стоявшего в окружении таких же типовых домов. Несмотря на это, район выглядел вполне уютным и даже живописным.
Загнав машину на стоянку возле подъезда, я позвонила, и женский голос пропел:
– Слушаю. – Я сообщила, что нахожусь возле дома и готова подняться в квартиру для беседы. – Я вас жду, – сказала женщина.
Так как в разговоре Володя называл ее Люда, я ожидала встретить женщину молодую, потому слегка опешила, увидев перед собой худенькую старушку лет эдак под семьдесят, которая куталась в пуховый платок.
– Людмила… простите, не знаю вашего отчества…
– Зовите Людой, меня так все зовут. Берите тапочки и в комнату проходите. У меня холодно, отопление отключили. – Мы прошли в единственную комнату и устроились на диване. – Значит, вы интересуетесь убийством Веры Григорьевны? – спросила она с улыбкой, это выглядело довольно странно.
Я молча кивнула. Чего доброго, бабка спросит удостоверение, а там, глядишь, и милицию вызовет, вот и объясняйся с ними, зачем мне понадобилось врать. Я всерьез забеспокоилась и оттого сразу перешла к делу:
– Люда, расскажите мне, пожалуйста, о Вере Григорьевне, что она была за человек и вообще…
– Верочка – человек очень непростой. Талантливая, красавица, с такими нелегко. Она сюда из Москвы приехала после смерти второго мужа. В молодости балериной была, но что-то не задалось, знаете как бывает… Но она всю жизнь отдала искусству, работала с детьми, написала прекрасную книгу. А потом Иван Ильич умер, и она приехала сюда к сестре, квартиру в Москве оставив дочери. Они, знаете, тогда не очень ладили. Дочка увлеклась молодым человеком, а он оказался женатым, и она покончила с собой. Вера так переживала, не знаю, как она вынесла все это. Потом погиб сын, ее любимый Ванечка. Ужасная история. Бедная женщина не вынесла потрясения, в голове у нее все перепуталось, она иногда считала себя маленькой девочкой… С сестрой они тоже не ладили, разница в возрасте… Именно сестра Надя попросила меня присматривать за Верой Григорьевной. Я согласилась, потому что очень жалела Веру. Ей становилось все хуже и хуже, она по целым дням не выходила из комнаты, иногда совсем теряла голову, кричала на меня и швырялась подушкой. Надя не хотела отправлять ее в больницу, говорила, что это ее убьет. Конечно, ее лечили. Надя не жалела денег, и на какое-то время Вере стало лучше. Потом ей вдруг пришла в голову фантазия жить летом в деревне. У Нади был дом, доставшийся от родственников первого мужа, в этом самом Лоскутове, и Вера принялась его отделывать. Сестра не препятствовала ее фантазиям, считая, что это как-то отвлекает Веру. Летом она жила в Лоскутове, а в начале сентября возвращалась в город. Мне там было скучновато, людей в округе нет, да и страшно. Вера целыми днями сидела в кресле-качалке, смотрела в сад и вспоминала свою молодость, мужей или своих детей.
– А на что она жила?
– Как же, у нее пенсия хорошая, но пенсия, конечно, не главное. Оба ее мужа занимали важные посты, у Веры имелись сбережения. И сестра ей помогала… Уже после гибели Нади Вера стала продавать вещи, кое-какую мебель, несколько картин. Коллекционеры охотно покупали.
– Вы сказали, что Надя погибла? – нахмурилась я.
– Да. И вправду поверишь, что над этой семьей тяготел злой рок. Когда это случилось с Надей, разум Веры помутился. Она сказала, что никого не желает видеть, и осталась зимовать в Лоскутове, закрыла в доме все ставни и иногда целые сутки даже свет не включала.
– Почему же ее не отправили в дом инвалидов? – спросила я.
– Вы знаете, Вера временами проявляла удивительное здравомыслие. Вы поймите, она не была сумасшедшей, вовсе нет. Просто она не могла смириться со своим горем. Разговаривала с погибшей сестрой или сыном, но при этом прекрасно помнила, что сколько стоит, учитывала каждую копейку. Она просто хотела быть одна. Я очень беспокоилась за нее, но жить зимой в такой глуши… Некоторое время у нее жила собака, потом пес пропал, а другого она брать не хотела, боялась привыкнуть. Так и говорила: «Все, кого я люблю, погибают».
– А как погибла сестра? – спросила я.
