– Своему звонила, да? Рад он, что ты вернулась, или как?
– Рад. Сказал, в гости жди…
– Ага… Тут несколько раз заходил один, видать, из этих… крутых. Машина у него импортная, блестит вся. Интересовался, пишешь ли деду, как вообще дела… твой, что ли?
– Откуда ж мне знать… – усмехнулась я. – Хотя моему ходить незачем.
– Он тебя правда бросил? – нахмурился Палыч.
– Ты, дед, с Нинкиных слов не пой. У меня был выбор: на него показать или самой в тюрьму шлепать. Он меня ни о чем не просил, я сама все решила. Вот и весь сказ…
– Неправильно это, – разозлился Палыч. – И глазами на меня не зыркай, я тебя вот с эдаких пор знаю и имею право высказаться. Он мужик, а ты баба. И если он за твоей спиной спрятался…
– Надоели мне эти разговоры. Что ты, точно прокурор, душу-то тянешь? Ну сваляла дурака, хлебнула дерьма, поумнела, теперь жить хочу, долго и счастливо. Мне б на работу устроиться, а остальное приложится.
– Если как ты говоришь, если ты все ему простила и камня за пазухой не держишь…
– Хочешь, еще за водкой сбегаю? – предложила я. – Только дурацкие разговоры оставь и спой что- нибудь морское…
– Иди за водкой, – махнул рукой Палыч, и я пошла. До приезда Вальки время еще было, а торчать в душной квартире не хотелось.
Когда я вернулась, Палыч крепко спал, храпел так, что было на лестнице слышно.
– Вот чертяка, – подивилась я, открыла на кухне окно и закурила, устроившись на подоконнике. Минут через пятнадцать во дворе появился серебристый «Лексус», притормозил под нашими окнами, и из него вышел Валька Чиж. Правда, теперь называть его так было неловко: он раздобрел, выглядел заметно старше, а главное – очень респектабельно. От замашек дворовой шпаны и следа не осталось. Чижик поднял голову к кухонному окну, заметил меня и улыбнулся, а я, помахав рукой, пошла открывать дверь.
Валька вошел в прихожую, притормозил у порога и оглядел меня с ног до головы, на лице читалось удовлетворение.
– Надо же, – сказал он, качая головой. – Еще красивей стала… На юг завернула?
– Ага. Кости погреть.
– Классный загар. Выглядишь на тыщу баксов.
– Половину давали, – хмыкнула я.
– Что? – не понял Валька.
– Ерунда, один придурок в поезде… долго объяснять.
– Ну что? Обнимемся со свиданьицем? – засмеялся Валька, и мы обнялись. – Рад тебя видеть.
– И я тебя. Идем на кухню, выпьем. Разговор есть.
– Да, – согласился он. – Поговорить есть о чем.
– За посылки и деньги спасибо.
– Ерунда.
– Значит, ты…
– И он… интересовался. Переживал очень. Особенно в первый год. Ему, знаешь ли, нелегко пришлось. Каждая собака глаза колола. Говоря между нами, есть за что. Власть он, может, забрал немалую, а вот уважение…
– Из-за того, что я вместо него в тюрьму отправилась?
– Само собой. Конечно, в глаза ему такое никто не скажет, даже я. Кишка, знаешь ли, тонка, сказать как думаю: подставил ты бабу, а сам… В глаза не говорят, а за спиной шепчутся. Влад не совсем дурак, понимает…
– Влад? – удивилась я.
– Ага. Он у нас теперь так зовется. Шибко навороченный стал парень, и свое имя ему разонравилось, так что он не Славка, а Владислав, Влад для краткости.
– Здорово, – кивнула я. – Так что там про его ум и все такое? То есть чего мне ждать следует?
– А это от тебя зависит. Кто-то из мудрецов сказал: меньше всего мы склонны прощать людям собственную подлость. Улавливаешь? Ты постоянное напоминание об этой самой подлости. И он знает, и ты знаешь, и все знают…
– Может, зря я домой вернулась?
– Если ты Славку убедишь в своей большой дружбе, так и проживешь спокойно, и даже очень может быть, что хорошо устроишься. А не убедишь… тогда ноги в руки – и отсюда подальше.
– Занятно, – кивнула я. – Ноги в руки, говоришь…
– Ты как сама настроена, с претензиями или…
– У меня к Славке претензий нет и быть не может. Меня в оборот круто взяли, деваться некуда, либо на себя брать, либо валить на Славку. Мне такое не по силам, да и соучастие все равно бы припаяли, пошли бы вместе…
