Чженси кивнул.
— Мы можем связаться с ним и высказать свои соболезнования?
— Уже сделано. Мы по неофициальным каналам послали соболезнования от Шангаса при Водоеме и от Управления полиции. Думаю, все дейзаку присоединятся с минуты на минуту.
— Новости расходятся? — криво усмехнулся глава Шангаса.
— Да, мой господин.
— С нашими комментариями?
— Да, мой господин.
— Это хорошо. Это — хорошо.
Хёгу-шангер умолк, перебирая варианты событий ближайших дней.
Ни один не был приятным.
Звонок мурлыкнул вторично. На панели стола мелькнул алый огонек.
— Это он, — мельком глянув на стол, произнес Чженси. — Поговорим втроем.
На экране возникло еще одно лицо.
Оно принадлежало темноволосому мальчику едва ли тринадцати лет. Хрупкий и невысокий, он держался с достоинством, а на плечах у него висел короткий белый плащ — символ властного достоинства Танцоров.
На щеках мальчика виднелись глубокие ритуальные надрезы. Кровь темными каплями стекала со щек и падала на плащ, расплываясь красными пятнами. Алое на белом.
Как благородно.
Чженси и Киримэ переглянулись. Война!
Как опасно.
— Хёгу-шангер Шангаса приветствует Вас, Великий Генту, — поклонился Чженси.
— Великий Генту приветствует Вас, Хёгу-шангер — дважды, как молодой старшему, поклонился мальчик.
— Шангас при Водоеме приносит свои соболезнования в связи с темным событием настоящего.
— Гетанс принимает Ваши скорбные слова и благодарит за них.
Чженси с минуту внимательно рассматривал мальчика.
— Я скорблю вместе с Вами, Вэнзей. Я знал и ценил Вашего отца. Я любил его как брата.
— Да, господин Чженси, я знаю. Поэтому я обращаюсь к Вам, не только как к начальнику полиции. Но и как к другу отца. Убийцы отца не спрячутся, словно зловонные демоны жанхэги в темных горных пещерах! Гетанс поклонников Танца объявляет им бесконечную войну!
Хёгу-шангер помолчал, обдумывая ситуацию.
Бесконечная война.
Как неразумно. Как по-детски.
Но слово произнесено и услышано.
— Нелегко приобрести истинного друга. Еще труднее потерять бесконечного врага. Что же, Вэнзей, нам многое надо обсудить… Для начала я представлю Вам, господин Генту, своего помощника и друга, таку-шангера Киримэ.
Мальчик едва заметно улыбнулся.
— Я знаю Вашего бакугэру. Мой благородный отец, да будет небо к нему милостиво, хорошо учил меня. Мне знакомо лицо Вашего первого заместителя и друга.
Таку-шангер слегка шевельнул седыми бровями. Отнюдь не все среди высших чиновников Шангаса знали о его истинном звании.
— Ваш благородный отец заслужил милость небес, — согласился Чженси. — Послушаем же моего умудренного опытом и годами бакугэру. Он хотел мне рассказать нечто, касающееся этого поистине ужасного события.
Господин Киримэ позволил себе на миг отвлечься от предстоящего доклада.
Поистине, небо упало на землю, если столь страшными делами теперь приходится заниматься тринадцатилетним мальчикам.
— По нашим данным, катастрофе самолета с Вашим отцом виной одна из Ветвей Черного Древа. Какая именно Ветвь — нам еще предстоит определить. Но что именно Черное Древо повинно в смерти Вашего отца — это не подлежит сомнению. Эти презренные ханзаку так и не поняли, на чем поднялись мы, дэйзаку… Они полагают, что сумеют достичь того же, если не больше, чем мы. Достичь смертями и страхом. Они глупы. Глупы и потому опасны…
Горный храм медленно просыпался.
Сон еще цеплялся за него холодными быстрыми ручьями, узловатыми ветвями иссеченных дождями и ветром кривых деревьев, цепкими корнями ползучих трав и вьюнов, почти невидимыми волокнами туманов.
Но силы были неравны. Слишком много людей, слишком они нетерпеливы и устремлены к цели. Слишком много огней и громких звуков. Этой ночью на площадке перед храмом появились десятки машин, и сотни людей. И сон бежал, чтобы свернуться неслышной тенью в дальнем уголке, в самой темной галерее, в самой глубокой штольне.
По всему храму зажигались огни, звучала громкая речь, повсюду носили десятки старых палисандровых сундуков.
Храм готовили. К чему?
Он смотрел на людей тысячами вновь зажженных огней, сотнями малых алтарей, десятками узких, пробитых в каменной толще окон. Он смотрел и старался понять.
Медленно всплывали воспоминания о прошлом. Его высокие колонны, выкрашенные темно-красной краской, его сводчатый потолок, выложенный лазуритовыми плитками, золотые росписи стен — все вспоминало прошлое.
Прошлое и будущее.
Храм чувствовал, что его разбудили ненадолго. Эти люди слишком спешили, они были переполнены страхом и надеждой — такие не приходят надолго. Они пришли на час, а уйдут через миг. Они еще не знали, что дела их пусты, а слова бессмысленны. Они не знали.
Как глупо.
Они пришли провести нужные им ритуалы — затем вновь его покинут. И через несколько мгновений его медленной жизни он вновь уснет. В своих мыслях он уже вновь погружался в темный и тягучий сон. Сон Храма Троесущности, который был создан столетия назад, чтобы всего через десяток лет оказаться покинутым.
Покинутым и заброшенным на долгие сотни лет. Почти навсегда.
За все эти годы его будили лишь трижды.
И четвертый раз — ныне.
Как сонно…
Верховный жрец Шангаса при Водоеме, Тидайосу-шангер Тяу-Лин мрачно постукивал пальцем по столу. Он только что закончил невеселый доклад и теперь рассматривал людей сидящих с ним за одним столом.
Стол был круглый. Вокруг него стояли резные деревянные стулья с высокими спинками. На стульях сидели люди, и не простые люди. Каждый из них командовал сотнями и тысячами людей, на каждом лежала тяжелая ноша ответственности. За столом находились почти все верховные сановники Шангаса, включая и самого Хёгу-шангера Чженси.
Все ждали слова Чженси.
Хёгу-шангер задумчиво подбрасывал левой ладонью в воздух палочки с рунами. Подбросит, поймает, посмотрит. Подбросит, поймает…
Что он там видел — никто не решился спросить.
Хёгу-шангер в очередной раз поймал палочки и вдруг бросил их на стол. С сухим стуком те раскатились по столу. Чженси с интересом осмотрел их расположение. С удовлетворением кивнул.