– Если ты мне поможешь…
Он присвистнул.
– Один раз ты уже пыталась – и что? Забыла, как кишки от страха сводит? А я не забыл. По мозгам задвинут так, что кровью блевать начнешь. Я эту сволочь хорошо знаю.
– А меня ты знаешь?
– Еще бы, – недовольно хмыкнул он.
– Тогда скажи мне, мой старший товарищ, когда в городе появился Лукьянов?
– Так я за ним не следил. Зачем мне твой Лукьянов? – Я прямо смотрела на него, он отвел глаза и буркнул: – На следующий день после первого убийства.
– А у меня он объявился гораздо позднее.
– Вчера вечером из гостиницы он съехал. Укатил в Москву, стало быть. Даже на посту ГАИ отметился, номер машины занесен в компьютер. Правда, можно в обход поста… Теперь у тебя дури поубавилось?
– Дури во мне сколько угодно. И характер паршивый, тут, Олег, ты прав. Ладно, спасибо, покачу докладывать. Дед должен быть счастлив. – Я распахнула дверь.
– Детка, – позвал он, – скажи мне, радостное… Господи, ну зачем тебе все это?
– Фиг его знает, – честно ответила я.
Лялин отвернулся, видать, тошно ему было созерцать мою рожу. Я поспешно хлопнула дверью.
Почти тут же мне позвонил Вешняков и буквально огорошил новостью:
– Детка… тьфу ты, Ольга, короче, нашли Мещерякова.
– Любовника Ивановой?
– Ага.
– Что значит нашли? Живой, мертвый?
– Что ему сделается. Живее всех живых. Задержали на вокзале по чистой случайности. Драку затеял, менты всех забрали. Ну, затем всех отпустили и только потом увидели его фотографию у себя перед носом и очухались. Хорошо, он не успел далеко уйти.
– Я еду к тебе.
– Давай.
Не успела я закончить разговор, как мобильный вновь зазвонил. На этот раз я долго соображала, кто это, пока дама весьма обстоятельно не рассказала о себе, припомнив также нашу единственную встречу. Звонила та самая классная руководительница Серафимович и Ивановой.
– Ольга Сергеевна, может, я зря вас беспокою, но вы тогда сказали, если что-то вспомню…
– Да-да, слушаю вас.
– У следователя, что приходил ко мне и расспрашивал, на руке была татуировка в виде якоря. Я еще подумала, приличный мужчина… Удивляюсь, как я могла о ней забыть? Соседский мальчик татуировку сделал, а бабушка его мне об этом сегодня рассказала, она на внука очень сердилась. Вот я и вспомнила, какая мне тогда в голову мысль пришла. Он, знаете ли, все рукав одергивал, видно, стеснялся.
– Грехи молодости, – пробормотала я, простившись со старушкой. – Выходит, Карпов. Вот сука… впрочем, почему же сука, человек выполнял приказ, а приказ – это серьезно. Он дядька тоже серьезный и ответственный.
Предаваясь размышлениям на эту тему, я полетела к Вешнякову. Вид у него, когда он встретил меня, был слегка растерянным.
– Игнатов застрелился? – спросил он с порога.
– Ага.
– Сам? И записку оставил?
– Точно. «Я виноват». Жену в упор и себе башку снес. Кровищи… ужас.
– Виноват, значит… Что ж, не зря мы, то есть я хотел сказать… Теперь и шофер отпираться не будет. Какой ему резон?
– Резон есть. Положим, никого он не убивал и свято верит в то, что справедливость восторжествует.
– Ага. Я тоже верю. Надо за него браться по-настоящему.
– Неопровержимые доказательства его вины есть? Дело можно передавать в суд?
– Нет, и что?
– Может, поищем доказательства невиновности?
– Ты вроде говорила, что в завязке, развязалась, что ли?
Я выглянула за дверь, тщательно прикрыла ее, вернулась к Вешнякову и тихо спросила:
– Ты очень хочешь быть полковником?
– Слушай, хватит, а? У меня работы полно.
– Я серьезно.
