– Ничего. Говорю, затейливо падает.
– Очень умная, да?
– Почти что дура. А что по этому поводу думают гении?
– Я вот что думаю… – перешел он на зловещий шепот, но тут к нам подошел еще один мужчина, приехавший с ним. Лицо его было мне смутно знакомо, но фамилию я не смогла вспомнить.
– Вы утверждаете, что здесь был еще один человек?
– Утверждаю. Кстати, он потерял вот это. – Я протянула мужчине баночку с но-шпой.
– Что это? – нахмурился он, с недоумением глядя на меня.
– Лекарство, – пожала я плечами. – Очень хорошее. Называется но-шпа. От желудка помогает. У вас желудок не болит?
– Издеваешься? – ядовито улыбнулся тот, что помоложе.
– Значит, не болит, – удовлетворенно кивнула я. – Спазмы не мучают?
Ему очень хотелось ответить в том смысле, что спазмы будут у меня, если я немедленно не заткнусь, и никакая но-шпа уже не поможет.
– Что в этой банке? – спросил второй. – Действительно но-шпа?
– Действительно, – кивнула я, высыпав на ладонь таблетки.
Маленькие желтые таблетки… Их оставалось совсем немного, штук семь.
– И что это доказывает?
– То, что у парня, скорее всего, проблемы с желудком. Он поступает мудро и постоянно носит но-шпу с собой.
– И это единственное доказательство того, что кто-то еще был в доме? – хихикнул первый. – И рылся в вещах покойного.
– Вы же видели: шифоньер открыт и вещи разбросаны.
– Вещи, – фыркнул следователь. – Какие вещи? Здесь весь дом сплошная помойка.
– Насчет помойки не спорю, но тот парень что-то искал.
– Кроме тебя, этого парня никто не видел. Интересно, самой тебе что здесь понадобилось? Может, ты паренька и столкнула, в вещичках порылась, а потом придумала…
– Подожди, Сережа, – перебил его второй, потянул меня за локоть в сторонку. – Вы погибшего хорошо знали?
– Я даже не знаю, как его зовут. Вчера подвозила его на машине, дождь проливной, вот и…
– А сегодня зачем приехали? Или вам молодой человек понравился?
– Да, – кивнула я, не сдержав раздражения. – Очень. Такой милый, дай, думаю, загляну. И повод есть. Он фотоаппарат в моей машине оставил.
– Фотоаппарат?
– Да.
– У такого типа и фотоаппарат? У наркоманов ничего не задерживается, что представляет хоть какую-то ценность. Уверены, что его фотоаппарат?
– Нет, – ответила я неохотно. – Девчонки нашли на мойке, когда машину пылесосили.
– А до этого когда вы машину мыли?
– Три недели назад, – ответила я.
– Вот видите, никакой гарантии, что вещь его. Вдруг вы еще кого-то подвозили? Может такое быть?
– Может.
– Ольга Сергеевна, – ласково сказал он, – я все прекрасно понимаю, натура вы деятельная, и времени у вас сейчас предостаточно. Только ведь это не повод из обычного несчастного случая делать убийство. Парень просто свалился с лестницы. Ну и что? Такое случается сплошь и рядом.
– Ясно, – кивнула я. По-своему этот мент прав, у него, кроме этого, наверняка еще пяток убийств, а здесь все проще простого: ну и чего себе жизнь портить? – Фотоаппарат возьмете? – спросила я.
– Зачем? – удивился он. – Вы даже не знаете, кто его оставил в вашей машине.
Я сцепила зубы, с трудом сдерживаясь. Меня очень подмывало поскандалить и для начала заехать этому типу в ухо, чтобы пришел в себя. А Дед потом скажет, что у меня от безделья крыша едет и я кидаюсь на людей. Опять же, заехать парню в ухо я могу совершенно безбоязненно только по одной причине: как бы ни повернулось дело, Дед меня отмажет и за это деяние никакой кары я не понесу. То есть налицо использование своего положения в личных, пусть и не корыстных целях. Мент тоже пользуется своим положением: пытается откреститься от малоприятной работы. Ну и чем я лучше? Тем, что, со своей точки зрения, справедливость отстаиваю? «Он обязан выполнять свою работу», – разозлилась я, но тут же сникла, точно зная, что в очередной раз останусь в дураках, если вмешаюсь. Хуже того – чего доброго, начну считать себя виноватой, что от безделья порчу людям жизнь. «Меня все это не касается, – напомнила я себе. – И этот парень, и его убийство», – сунула фотоаппарат в карман и побрела к машине.
Утром, гуляя с Сашкой, я дала себе слово выбросить вчерашнее происшествие из головы, но слово не сдержала. У меня налицо отсутствие твердости характера и чувства собственного достоинства. Часов в одиннадцать я уже болталась по длинному коридору, стены которого недавно выкрасили ядовито-зеленой краской, что сразу подействовало на мою ослабевшую душу: я начала впадать в депрессию. На счастье, я
