Утром появилась Агатка, еще в начале недели мы договаривались отправиться с мамой на дачу (папа сослался на большую занятость), и я ничего скверного от появления сестрицы не ожидала, а некую настороженность во взгляде отнесла на счет недавнего разговора о Сергее Львовиче.
– Затяжное похмелье? – заботливо спросила сестрица.
– Ага, – кивнула я.
– Для веселого застолья повод был или ты спонтанно наклюкалась?
– Про застолье я тебе уже рассказывала. Ничего особенного, выпили, поговорили…
– Хватит юлить, – нахмурилась Агата. – Скажи прямо: ты знаешь?
– Терпение никогда не было твоей сильной стороной, – кивнула я.
– Выходит, знаешь.
– Выходит.
– И что теперь? Чего ж этой сволочи в Питере-то не сидится…
– Ты забыла о наследстве.
– Так он за ним пожаловал?
– Я не знаю, зачем он пожаловал, – как можно спокойнее ответила я, хотя орать хотелось. – Я с ним не встречалась и не собираюсь. Предваряя очередной вопрос, отвечу сразу: он не появлялся, не звонил, и о его приезде я узнала случайно.
– От кого?
– От твоего Берсеньева.
– Берсеньев-то здесь при чем? – растерялась Агатка.
– Сергей Львович теперь моя лучшая подружка, он в курсе всех моих проблем.
– Правда? – Она нахмурилась.
– О господи, – покачала я головой.
Тут Агатка повела себя загадочно. Плюхнувшись на диван, ухватила меня за руку, заставив сесть рядом, и в глаза уставилась, сразу сделавшись подозрительно похожей на нашу маму.
– Фимка, ты ведь не будешь отрицать, что он интересный мужчина?
– Кто? – опешила я.
– Сергей Львович. Умный, воспитанный, ироничный…
– Да он просто кладезь добродетелей…
– Может, и не кладезь, но положительные качества налицо. Если разобраться, у вас много общего.
– Чего у нас много?
– Не перебивай. И он к тебе неравнодушен.
– Я – собака-компаньон.
– Заткнись, когда старшая сестра говорит. По-моему, и ты к нему неплохо относишься. Если вы будете рядом и получше приглядитесь друг к другу…
– Охренеть, – сказала я. – Ты что ж, мне его сватаешь?
– Я тебя хоть черту готова сосватать, лишь бы твой Стас тебя не получил! – рявкнула Агатка. – Все, кончилась спокойная жизнь, – прошипела она сквозь зубы. – Теперь только и думай, в какое дерьмо он опять тебя втравит…
– Белая горячка, – констатировала я. – Мне твой Берсеньев без надобности… – Тут я едва удержалась от искушения выложить всю правду об этом типе, осторожность все же пересилила. – Если тебе неймется устроить его судьбу, давай ему Димку сплавим, у них налицо единение душ.
– Дура, – сказала Агатка.
– Ага, – сказала я.
– Значит, к Стасику побежишь. – Не знаю, чего было больше в словах Агатки – злости или отчаяния.
– Ни к кому я не побегу… задолбали все. И он не прибежит, можешь не беспокоиться.
Агатка криво усмехнулась и головой покачала.
Мы было собрались ехать на дачу, но тут позвонила мама: поездка отменялась. Я вздохнула с облегчением, на даче по большому счету делать нечего, если только на диване валяться, но это я и здесь могу. Агатку вроде бы изменение планов огорчило, что было удивительно, отдых на природе восторгов у нее никогда не вызывал, а в компании мамы представлялся сущим наказанием. Выходит, сестрица рассчитывала держать меня под пристальным наблюдением и подальше от города, то есть от Стаса.
«Дожила, мать твою, – думала я, сидя рядом с Агаткой. – Меня уже сторожить надо. Еще немного, и дойдет до смирительной рубашки». На душе так скверно, что я всерьез задалась вопросом: пора уже в петлю лезть или еще немного помучиться? И вместе с тем… вместе с тем мысль о том, что Стас здесь, совсем рядом, распирала грудь дурным счастьем. Выходит, прав Берсеньев: я вконец запуталась и сама не знаю, чего хочу. И забыть невозможно, и перешагнуть через то, что так страшно нас разделяло, не получается.
– Поехали в контору, – косясь на меня, заявила сестрица. – Работы полно.
– Работы у тебя полно, а у меня законный выходной.
Еще часа два мы вяло переругивались, Агатка в конце концов вышла из себя, матерно выругалась и удалилась со словами:
– Глаза б мои тебя не видели.
Ближе к обеду я решила, в жизни надо что-то менять и начала с малого: вымыла полы, перестирала белье, какое нашлось, и села у окна пить чай. Думать о Стасе категорически себе запретила. Чувствовала: еще немного, и понесет меня к нему вопреки всякой логике, просто мазохизм какой-то… После долгой душевной борьбы мои мысли наконец-то сменили направление. О вчерашней встрече с братьями следовало сообщить бывшему. «Жигули», которые дважды видели возле поселка вкупе с отпечатком мужского ботинка сорок третьего размера, позволяли утверждать: в доме Одинцова был кто-то третий. И этот человек – возможный убийца. Я пошлепала в прихожую звонить Олегу – мобильный отключен, домашний не отвечает. Чем еще себя занять, я не знала, вариантов немного: либо отправиться на работу по примеру Агатки, либо податься к друзьям-подругам за выпивкой. Первый вызывал глухой протест, второй – спазмы желудка. Вот тогда на ум пришла Ольга Валерьяновна. Почему бы не заглянуть к ней в гости? Развеюсь немного, а может, и узнаю что путное, ежели будет на то божья воля.
Через двадцать минут я бодро шагала к ее дому, забыв предупредить о своем визите. Бабуля встретила меня счастливой улыбкой, отчего сердце сжалось и захотелось бежать без оглядки. Но я, конечно, вошла и протянула ей цветы, купленные по дороге.
– С утра мы с Геночкой на кладбище ездили, – хлопоча, рассказывала бабуля. – Знаете, Феня, я была бы рада, если бы он немного развеялся. Ему это необходимо. Он ведь просто тает на глазах. Друзей сторонится, никого не хочет видеть… так нельзя. Он молодой, ему еще жить и жить… Сегодня попробовала заговорить с ним об этом, но он обиделся. Сказал: Ирочка единственная, и другой не будет. Конечно, боль утихнет, надо только потерпеть… Когда ты молод, есть надежда…
– Он успокоится, не сразу, но успокоится, – кивнула я.
– Если бы убийцу нашли, ему бы стало легче, он ведь ни о чем другом думать не может. Вчера сидит вот тут, уставился в одну точку, слезы из глаз льются, а он не замечает…
Слушая Ольгу Валерьяновну, я гадала, сообщил ей Геннадий о том, что обращался к нам за помощью. Но задать вопрос не решилась. Мы выпили чаю и замолчали. Часы на стене отсчитывали секунды, а у меня было чувство, что я оказалась в другом измерении, как будто от остального мира меня отделяла невидимая перегородка.
– Гена живет у брата? – поспешно спросила я, торопясь вернуться к реальности.
– Да. И правильно. В такое время кто-то должен быть рядом. Брат в нем нуждается… Когда ты видишь, что кому-то нужен, появляются силы все пережить… А вы знаете, сегодня я Ирочкину тетрадку нашла, она в нее стихи записывала, и свои, и те, которые ей нравились. Давно, еще когда совсем юной была. Сохранила тетрадь, сюда привезла, видно, была она ей дорога. Хотите, я вам стихи почитаю? Я в молодости очень любила стихи, даже в самодеятельности участвовала, читала лирику. Фет, Тютчев. Многим нравилось, говорили, что у меня талант.
Ольга Валерьяновна принесла из комнаты обычную школьную тетрадь, надела очки дрожащей рукой и откашлялась. Стихи она читала старательно, с легким распевом, опуская голову все ниже и ниже, пытаясь
