достичь. И этот шанс был всегда, задолго до эпохи симуляторов и анализаторов. Слава явный романтик.
— Вы просто не умеете пользоваться симулятором, — сказал Трайнис. — Даже общедоступным. Но я согласен, симулятор не может тебе ничего подсказать в моделируемой реальности, пока ты не поймешь, чего сам хочешь.
В процессе Слава вносил коррективы, уточняя антураж эпохи. При всех неизбежных издержках его действия были адекватны цели полета, то есть естественны. Эмоциональная реальность эпохи постоянно моделировалась на ходу. А на счет взаимосвязи всего этого...
— Подожди! — Трайнис неожиданно поднял палец, лоб прорезала морщина.
— Ну все, — Вадковский положил руку на лоб, прикрыл глаза, — Гинтас думает. Интеллектуальный путь. А я посплю. У меня свой, третий путь.
— Слава, а почему ты не отключил автопилот раньше? — посветлел лицом Трайнис.
— Это когда, на старте? Ну... Я вспомнил о нем только в виду Камеи.
Не открывая глаз, Вадковский прислушался к разговору. Было не понятно куда клонит Трайнис. Глаза Романа распахнулись, он хлопнул себя ладонью по лбу и резко принял сидячее положение.
— Шальной бродяга. Метеорит!
Трайнис молчал.
Лядов, не понимая, переводил взгляд с одного на другого:
— Ну и что? Вы о чем?
— Вероятность, — пробормотал Трайнис. Взгляд его совершенно ничего не выражал, остановившись на каком-то незначительном сучке, на который Вадковский повесил тесак. — Двух невероятных событий...
— Гинтас, хочешь вина? — неожиданно спросил Слава.
Зрачки Трайниса дернулись и остановились на Лядове:
— Ты знаешь, я бы с удовольствием. Но нельзя. Теперь это НЗ. Да нет, ерунда! Сбил ты меня с толку, Рома, своим симулятором. Не может тут быть никакой закономерности. Камея выбрана случайно.
— Мы все участвовали в выборе, — заметил Вадковский, осторожно ложась обратно, словно боялся, что придется снова вскочить.
— Не пойму я, что ты хочешь этим сказать.
— Я просто развиваю мысль.
— Нельзя смешивать разные статистические случаи.
— Это как? — спросил Вадковский.
— Вот смотри: все, с чем ты повстречался в жизни, отнюдь не ждало именно тебя год, пять или семнадцать лет в пределенных местах. Ты с этим встретился случайно. А мог и встретиться.
— Согласен. Только с тобой, Гинтас, мне было бы трудно не встретиться. Но метеориты весьма редко сталкиваются с кораблями. Даже если незадолго перед этим была отключена система самозащиты.
— Нам повезло. В обоих смыслах. Теперь можешь летать вокруг Камеи хоть миллион лет до следующего раза. Все, брэк! С утра мне нужен отдохнувший экипаж. Домыслами будем заниматься завтра на ходу.
— Этот твой боевой рацион... — вздохнул Вадковский. — Слава, о чем задумался? Поделись на сон грядущий.
Лядов убрал кулак от щеки:
— Интересно, что чувствует здесь будущий прогрессор.
Вадковский усмехнулся:
— Хитрый какой. Вообще-то забавная ситуация... Я хочу получить профессию в области, пока не имеющей приложения.
— То есть? — не понял Трайнис. — Сам же рассказывал...
— Да. Подходящую планету могут открыть завтра. А пока... На Хорнее проще простого внедриться. Только зачем? Что делать прогрессору в примитивном обществе? Ненавязчиво изобрести колесо, выдумать вилку? Это лягушатник для прогрессорства. Спасать можно либо цивилизацию, либо одного человека. На Хорнее цивилизация сложится не скоро. Будущие прогрессоры проходят там практику. Но это не работа. В примитивном обществе не бывает кризисов.
— А ты сам? Что же ты хочешь им стать, раз такие сомнения?
— Это сожаление. Мне интересно все, связанное с этой темой. Подходящий мир может быть найден в любой момент. Через сто лет, а может быть — завтра.
— Угу. И тут-то вы во всеоружии...
— К сожалению, пока большинство прогрессоров — теоретики. И не так уж их много вообще. На Хорнее сейчас благоденствуют этнологи, биологи, лингвисты и социологи.
— И все они прогрессоры? — удивился Трайнис. — Эти добрейшие гуманитарии?
— Да нет же. Обычные спецы узкого профиля. Человек с каменным топором в руке не в состоянии определить, что внутри скалы в районе его стоянки находится лаборатория с меняющимся раз в полгода коллективом ученых, что вся местность вокруг нашпигована наблюдающей аппаратурой, которая активно обменивается информацией с орбитальным кораблем. Одно правило для всех землян там — не нарушать естественного хода вещей. Ну, бывает, спасают кого-то иногда. В особых случаях. Созерцателя одного спасли. Но это еще не прогрессорство.
— Кого спасли? — спросил Трайнис.
— Дикаря одного. Тихий такой был. Добрый. В бою никогда врага убитого или раненого не рвал на части. Тюкнет бывало, по башке дубиной — и все. Так вот, заметили, что звездными ночами он забирается на гору, у подножия которой их родовая пещера, и сидит, глядя вверх. Вот его и спасли. Наблюдают сейчас за ним. Ждут, когда шарообразность Хор-нея откроет или придет к идее о множественности населенных миров.
— От чего спасли-то? — спросил Лядов.
— Женщину он с ревнивцем-громилой не поделил. Ну, конфликты в той среде не долги. Едва успели получить разрешение на вмешательство. Отелло загнал уже нашего Коперника на край плато...
— И что же? — с интересом подбодрил Трайнис.
— В том племени у нас два нелегала, — пояснил Вадковский. — Просто живут, наблюдают. И вдруг захотелось им прогуляться именно в сторону плато. В общем, был уже вечерок, темновато. Случилось так, что в драке созерцатель победителем вышел, а ревнивец в пропасть упал.
Лядов и Трайнис засмеялись.
— Но в межплеменные войны вмешиваться нельзя. Знаете, как они там воюют? Один раз под стенами наблюдательного пункта сошлись человек двести. Какое-то кочевое племя захотело именно здесь пройти. Двое суток махались. Потом на запах крови пришли хищники. Смена персонала лаборатории была задержана на несколько дней — ждали, пока там все снаружи... — Вадковский кашлянул, — успокоится.
— Созерцатель спасся? — спросил Трайнис.
— Не ясно. Погибли почти все. Оставшиеся разбежались. Был снят фильм, но смотреть его не стоит.
— Представляю, — сказал Трайнис. — Ты сам-то видел?
— Видел. — Вадковский стал подгребать к кострищу выкатившиеся угольки. Лицо его было спокойным.
— Есть ведь еще какой-то мир, — Трайнис щелкнул пальцами, припоминая.
— Есть. Тут еще хуже. На планете явно была развитая Цивилизация, но она исчезла. Вся поверхность суши перепахана непонятным образом на два километра вглубь. Перемешаны геологические слои. Материальных свидетельств — не поверите — за несколько десятилетий раскопок найдено всего несколько штук. Крошечные обломки, капли расплавов и похожие на пластик сложнейшие конгломераты, все — с уникальными свойствами, но такие крошечные, что по ним сложно установить индекс развития. Даже возраст трагедии определен приблизительно — несколько миллионов лет. Похоже, все не просто разрушалось. Уничтожались даже руины и свалки. Были тщательно заметены следы былого присутствия цивилизации.
— Ого. Война? — предложил Трайнис.
— Не похоже. Смысл такой войны? Планета пуста. Поверхность перекопана как огород. Следов органики вообще никаких. Атмосфера осталась, но подозревают, что и она была изменена, чтобы по газовому составу
