серебрилась. Иней. Даже камни похрустывали звонче. Спускаться было скользко. Казалось, идут слишком долго — деревья никак не появлялись впереди, а каменная стена за спиной давно исчезла без следа. Спуск в темноту становился зловещим. Давать перед собой полный свет Трайнис не решался. Наконец, бледная полоса света изогнулась на шершавой колонне. Остановились. Звезды с интересом взирали с высоты. Холод опускался, казалось, именно от них.
— Слава, держи свет. Вот так. Ромка, прикрывай. Все делаем очень быстро.
Лядов навел дрожащий снопик света из зарешеченного пальцами рефлектора на ближайший ствол. Вадковскии встал рядом, напряженно подняв к правому плечу пистолет, зажатый обеими ладонями. Казалось, он хочет послушать, что шепчет ствол.
Трайнис с оглушительным треском сделал тесаком первый удар, огляделся и принялся долбить дерево, надрубая кору на уровне своего роста. Он работал быстро, с остервенением. Щепки сухо щелкали по ближайшим стволам, с шорохом осыпались в заиндевевшую траву. Сделав глубокие, с выворотом, зарубки вокруг всего ствола, Трайнис бросил под ноги тесак и стал сдирать полосы коры — сначала повисая на обеих руках, затем упираясь ногой в дерево. Появился крепкий, ни на что не похожий, мощный растительный дух. Раз за разом вертикальными мазками оголялась гладкая влажная поверхность цвета слоновой кости. Мокрые отсветы фонаря медленно гуляли по голому стволу. Груда длинных коричневых обрывков росла. От Трайниса валил пар, на его лице крупными каплями блестел пот. В чаще повисло слабое несмолкаемое эхо.
Лядов с фонарем перемещался вслед за Трайнисом. Вад-ковскому приходилось постоянно маневрировать, чтобы не оказаться ослепленным фонарем. Он даже не смотрел на освещенный участок дерева, переключив все внимание на чащу — там лишь слабые отсветы метались по стволам.
Треск отрываемой коры вновь сменился частым тупым хрустом. Короткое эхо слабо отзывалось в чаще. Вадковскии скосил глаза — Трайнис перешел ко второму дереву и размахивал тесаком еще быстрее. Пар клубящимся столбом вырывался изо рта. Трайнис спешил.
Вадковский присел, вглядываясь в чащу поверх уснувшей травы. Он понимал, что если кто-нибудь ринется из чащи, то станет видимым только шагах в пяти. Как тут целиться? А звука шагов и подавно не услышать. На замерших травинках поблескивал иней. Замерзшие пальцы перестали чувствовать курок. Вадковский торопливо переложил ТТ в левую руку, кисть правой засунул за борт комбинезона, зажал под мышкой. В левой руке пистолет сидел как чужой.
— Все! — сказал Трайнис, задыхаясь. — Уходим. Роман, помоги.
Вадковский вскочил.
Лядов освещал две большие кучи кое-как набросанных обрывков коры. Правой рукой он приобнял себя и постоянно притоптывал, пытаясь согреться. Левая рука была безвольно засунута в карман. Лядов, фонарик в его руке и свет фонаря — все крупно дрожало.
Трайнис наклонился, припал к земле и своими длинными руками заграбастал одну охапку целиком. Тесак оказалось внутри — с одного конца торчала рукоятка с грязно-белым развевающимся куском обмотки. Гинтас рывком выпрямился.
Вадковский не смог повторить то же самое с пистолетом в руке. Пришлось убрать оружие в карман.
Лядов пристроился рядом, светя под ноги, и они двинулись к скале. Подошвы скользили по инею, холодный воздух обжигал легкие.
Огромная, в обхват, охапка оказалась не слишком тяжелой, но очень неудобной. Одуряюще терпкий запах шел от коры. Вадковский никак не мог им надышаться, пока они поднимались по склону. Наконец он понял, что просто очень хочет есть.
Две большие охапки свалили перед входом. Недолго посовещавшись, основную часть бросили внутрь каменной ниши. Из оставшихся кусков Вадковский под руководством Лядова начал разводить костер. Все промерзли окончательно, понадевали капюшоны, хлопали себя по бокам, размахивали руками. Согревшийся и взмокший на заготовительных работах Трайнис быстро остыл и сейчас отчаянно стучал зубами. Комбинезоны задубели от мороза. Было уже не просто холодно, было явно ниже нуля, причем гораздо ниже.
Фонарик лежал на контейнере и светил внутрь каменной ниши, стены которой возвращали наружу рассеянный свет. Свет был желтоватым — то ли из-за оттенка скалы, то ли садилась батарейка. Три фигуры с поднятыми капюшонами отбрасывали длинные тени на склон. Все делали молча, подавленные очередным происшествием.
Трайнис ломал и рвал на полосы огромные полотнища коры, аккуратно складывая поленницу.
Наконец все застыли и Вадковский чиркнул спичкой. Звук прозвучал громко. Желтый с синей шапочкой язычок пламени вытянулся в центре оранжевого гало над тоненькой деревянной палочкой. Сколько тысяч раз в прошедшей истории этот кусочек дерева с комочком серы спасал человеку жизнь?.. К огню сразу жадно прильнула тьма. Вадковский сощурился на огонек и осторожно сунул спичку в шалашик из кусочков коры. Хорошо, что на Камее нет ветра, подумал Вадковский. И вдруг испугался. Но ветер не подул. «С чего бы он должен подуть?» — одернул себя Роман.
Пламя, попробовав предложенное, нашло его подходящим, и над шалашиком, густея, повалил дым. Оранжевые языки азартно начали выглядывать из щелей. Вскоре маленький костер пылал. Вадковский на корточках сидел над огнем, с умилением наблюдая за его ростом, словно это был какой-нибудь экзотический, с великим трудом выращенный цветок.
Рядом появился Трайнис — Вадковский увидел его ноги. Ботинки побиты, в подошве застряли острые кусочки камня, штанины до колена испачканы в грязи и зелени, исполосованы чем-то острым, в нескольких местах продраны насквозь.
Вадковскому пришлось отодвинуться от огня — в лицо дохнуло жаром и по коже пробежала судорога. Он провел по лицу ладонью. Ладонь была горячей и пахла гарью. Это оказалось очень приятным. Вадковский улыбнулся. Тут же в двух местах треснула пересохшая губа.
Трайнис без предупреждения сунул Роману кусок коры, похожий на узкий щит, переходящий в хлыст.
— На вот, займись.
А сам полез в убежище, в пещеру, где Лядов, действуя кое-как одной рукой, довольно ровно застелил корой остывший песчаный пол и теперь, вывернув шею и дыша паром на темную кляксу отработавшего биопласта, в неверном свете разгорающегося костра разглядывал плечо.
— Давай лучше я, — сказал Трайнис. Он достал из контейнера сине-белый флакон, сунул Лядову фонарь — «держи вот так», и начал менять биопласт. Лядов морщился, шипел сквозь зубы и дергался.
Под каменными сводами посветлело — это Вадковский, не долго думая, положил в огонь целую охапку коры и отодвинулся еще дальше. Оранжевые языки пламени взвились на высоту человеческого роста. Тепло коснулось лиц и рук. Лядов с Трайнисом обернулись на огонь. Пар от их дыхания сливался в одно облако.
Вадковский развел костер перед самым входом, почти загородив проход. Жар от костра шел неимоверный. Обращенные к огню части комбинезонов быстро прогрелись, находившиеся же в тени оставались леденяще-влажными. Трайнис погасил фонарь и наложил чистую повязку на плечо Лядова при ярком оранжевом свете костра. Особой нужды в повязке не было, но так было теплее — клок комбинезона с левого бока Лядова был выдран солидный.
— Слава, садись ближе к огню, — сказал Трайнис. — Тебе надо хорошенько согреться, поесть и поспать.
— Спасибо, — пробормотал Лядов. Из последних сил переполз и улегся боком к костру. Трайнис сунул ему под головусвернутый в рулон кусок коры.
— Отдыхай. Сейчас сварганим ужин.
Лядов молча лежал с закрытыми глазами. Его лицо в капюшоне с незакрытым «забралом», обращенное к потолку пещеры, осунулось и даже в желто-красном пляшущем свете, затопившем пещеру, оставалось бледным.
— Что в меню? — спросил Вадковский. Он сидел, расставив ноги, и закатывал обратно в костер вываливающиеся головешки. Подошвы ботинок находились в опасной близости от огня. Пистолет лежал у него под рукой, по тускло-стальному корпусу бегали оранжевые блики.
— Ты не поверишь, — отозвался Трайнис. — Мясо, овощи, вино. Еда богов.
