Лядов забросил сумку на плечо, примерился к ее тяжести и поставил на стол.
— Пора, — сказал он. — Гинтас.
— Ага, сейчас.
— Рома.
— Ау.
— Начинается этап номер два.
— А разве был этап номер один? — удивился Вадковский.
— Был. Уломать вас.
— Гинтас, ты уломат? — спросил Вадковский.
— Нет, я прибалт, — ответил Трайнис.
— Этап номер два, — сказал Лядов. — Корабль — есть. Экипаж... — Лядов оглядел экипаж. — Экипаж готов?
Экипаж переглянулся. Вадковский пожал плечами.
— Подумай, Рома, — Трайнис заботливо зашептал на ухо Вадковскому. — Все свое возьми с собой. Штанишки, ленточки, бантики...
Роман отстранился и на манер портного смерил Траиниса взглядом:
— Да, пожалуй, что так. Прямой правой, уход с блоком и с разворота пяткой в челюсть. Кстати, Слава, а мы надолго идем?
— Да, кстати? — сказал Трайнис, следя за Романовой пяткой.
Лядов прикинул:
— Туда-обратно-быстро. На выходе из броска — короткий информационный облет, затем посадка. А сколько там пробудем... День-два, думаю, нам хватит. Просто погуляем, в конце концов.
— Всего-то? — с явным облегчением сказал Трайнис. — А я зарядился было надолго. Ты нам с таким загадочным видом все излагал... Сон, кстати, на днях видел: бег темными катакомбами с факелами в обеих руках.
— Да?.. — Лядов помолчал. — Интересно. Архетипы, они знаешь какие бывают?
— Двое суток, — размышлял вслух Вадковский. — Так. У меня в пятницу дело... А сегодня вторник. — Он подмигнул. — Отлично, успею.
Вадковский навалился локтями на синтезатор и задумался.
— Розовый бантик возьми, — негромко сказал Трайнис.
— Не мешай, — поморщился Вадковский.
— А желтый бантик возьми обязательно, — не унимался Трайнис.
Вадковский вздохнул и, сгорбившись, медленно, страшно двинулся на Трайниса, перебирая в воздухе воображаемыми когтями. Глаза его затуманились тупой целеустремленностью инкуба.
— Ай-яй-яй! — натурально завопил Трайнис, отодвигая в стороны лишнюю мебель и принимая стойку.
Вадковский, как слепой, прошел мимо озадаченного Трайниса, неожиданно нырнул вбок, сделав неуловимый выпад, и отскочил.
Трайнис стоял, изогнувшись на манер тореадора, и недоверчиво осматривал оторванный боковой карман, а детали табуретки раскатывались по столовой. Даже на кухне кое-что из мебели Лядов соорудил по древним рецептам. Вадковский лизнул ребро ладони и помахал рукой.
— Мяч я возьму, вот что! — воскликнул он. — Устроим межзвездный матч. Идея?
— Табуретку сооруди, прогрессор, — сказал Трайнис, посмотрев на Романа.
Вадковский оказался у синтезатора и затребовал табуретку. Лядов смотрел на его мускулистую спину и бицепсы:
— Рома, ты действительно собираешься в прогрессоры?
— Подумываю, ты же знаешь. — Вадковский осмотрел полученную табуретку.
— Я знаю, что ты, как и многие, увлекаешься околопрогрессорской романтикой. Десант, следопыты, астроархеологи... Значит, всерьез. И давно?
— Как тебе сказать... Что-то я не пойму. А, пять ножек. Разжав пальцы, Вадковский меланхолично уронил табуретку внутрь синтезатора и уточнил заказ.
— Раньше мне было просто интересно. Романтика, таинственные миры, смелые, сильные люди и все такое. А недавно узнал, что подхожу по психотипу. И я вдруг понял, для чего спорт этот мой и увлечение прогрессорством. Теперь хочу слетать в Центр: все выяснить на месте, ну и — поступить.
— Это в пятницу?
— Ага.
— Значит, будешь ты у нас специалистом по нелегальному кованию чужого счастья в особо крупных размерах, — задумчиво проговорил Лядов.
Вадковский поклонился:
— Да, в будущем. Годков через пять-десять. Почему, кстати, нелегальному? Схемы разные бывают. Например, теория Иноземцева... Как-нибудь расскажу.
— А на какой планете вы хотели бы работать, Роман Дмитриевич? — тоном корреспондента спросил Трайнис.
— На небезнадежной, — усмехнулся Вадковский.
— Сие ответ интересный, — кивнул Трайнис.
— А я никогда не хотел стать прогрессором, — пробормотал Лядов.
— Странно, — сказал Вадковский. — Вроде бы те же книжки читал, что и я. Да что я говорю, ты же меня к ним и приобщил.
— Причем тут книжки?
— Э-э, не скажи. Окончательно я пришел к прогрессорству именно после этого.
— После чего?
— Да почитав твои древние книжки! А в детстве были фильмы, особенно документальные. На самом деле не романтика, не, тем более, азарт или авантюризм, а просто сильное нежелание видеть горе, беспомощность разумных где-то во Вселенной подтолкнули меня. Это во мне не укладывается. Помните, давным-давно, — катастрофа на Катарсисе? Мы были тогда детьми. В тот день разрушилось мое представление о доброй, справедливой Вселенной. Случилась у меня тогда вселенская обида на мир. Я даже месяц не смотрел новостей. Из принципа увлекся домежзвездной эпохой, когда хрупкие кораблики с трудом бороздили ближний космос и о гибели целой цивилизации можно было прочесть только в фантастических книжках. Сейчас я понимаю: не уходить от этого надо, а, наоборот, идти навстречу. Эти люди живут сейчас и им надо помочь. Сейчас. Или помочь, или не думать об этом. Третьего для меня не существует. Зачем таскать камень в душе, кому от этого легче? Я от этого, например, просто худею.
— Ты взрослеешь, Рома, — серьезно сказал Трайнис. — От этого никому не легче.
— Оттого, что взрослею?
— Прогрессор-остряк, — сказал Трайнис.
— Действительно, кому я нужен худой?
— Я не знал, что ты увлекался домежзвездной эпохой, — сказал Лядов.
— Недолго. Я почти сразу плотно занялся теорией прогрессорства.
— Да ты у нас тоже философ... — медленно проговорил Лядов. Взгляд его остановился, словно он пригвоздил к месту важную мысль.
— А я вообще талантливый, — согласился Вадковский и, задрав подбородок, принял монументальную позу.
— Стоп, замри! Я думаю, тебя надо отлить, — уверенно сказал Трайнис. — В бронзе. И прямо сейчас, пока ты не убежал. Скульптура будет называться «Салага с пафосом».
— Да ладно тебе, — — Вадковский небрежно смерил Трайниса взглядом. — Птеродактиль.
Трайнис довольно засмеялся.
— Скажи мне, зачем глайдер, когда есть т-порт? — прищурился Вадковский. — Скоро его обещают сделать межпланетным. Может быть, и межзвездный т-порт мы застанем. Ты не жалуешь симуляторы. Но твои полеты — такое же развлечение.
— Ты не был на неосвоенных планетах, — возразил Трайнис. — Иначе бы так не говорил.
