подчеркнула, что борьба между Временным правительством и партией Корнилова — это лишь «борьба двух методов ликвидации революционных завоеваний», — он в эти смутные часы решил защитить себя от корниловцев штыками именно большевиков: приказал, чтобы вместо юнкеров посты вокруг Зимнего и в самом дворце заняли матросы крейсера «Аврора». Позавчера Керенский считал экипаж этого корабля самым «разложенным» на всем Балтийском флоте.
Ночью же, еще до утверждения состава «Совета Пяти», в Зимний начали прибывать «заинтересованные лица». В полночь заявились от совета «Союза казачьих войск» давние знакомцы Дутов и Караулов. Они потребовали дать им пропуска на выезд из Петрограда в Ставку «для улажения конфликта».
— Убедите Корнилова отказаться от гражданской войны, а если генерал не согласится, призовите казачество встать на сторону Временного правительства. В этом случае пропуска я вам дам!
Керенский хорошо запомнил их последнюю встречу. «Со шприцем…»
Атаманы сказали, что обсудят условия министра-председателя.
Спустя два часа приехал во дворец вызванный срочной телеграммой генерал Алексеев.
— Предлагаю вам пост верховного главнокомандующего.
Старый штабист попросил ознакомить его с положением, сложившимся за минувшие сутки, со всеми документами. Перечитал телеграммы, перебрал сухонькими пальцами ленты переговоров со Ставкой по Юзу.
— Решительно отказываюсь, — заключил он. — Дело нужно закончить выяснением недоразумений, соглашением и оставлением генерала Корнилова в должности.
Отказ Алексеева не обескуражил Керенского. Не желает? Оно и к лучшему — меньше возможных претендентов. Но начали поступать ответы от главнокомандующих фронтами. Первым грубо и недвусмысленно откликнулся главкоюз Деникин: «Я солдат и не привык играть в прятки… Сегодня получил известие, что генерал Корнилов, предъявивший известные требования, могущие еще спасти страну и армию, смещается с поста главковерха. Видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны, считаю долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду».
Ах так!.. Керенский решил внести раскол в генеральскую «семью»: тотчас послал главнокомандующему Северным фронтом Клембовскому телеграмму о назначении его исполняющим должность главковерха. Не устоит перед искушением Владислав Наполеонович!..
Однако Владислав Наполеонович устоял:
«Военному министру. Готовый служить родине до последней капли крови, не могу во имя преданности и любви к ней принять эту должность, так как не чувствую в себе ни достаточно сил, ни достаточно умения для столь ответственной работы в переживаемое тяжелое и трудное время…» Более того, Клембовский добавил: «Считаю перемену Верховного командования крайне опасной, когда угроза внешнего врага целостности родины и свободе повелительно требует скорейшего проведения мер для поднятия дисциплины и боеспособности армии». Значит, Корнилов опирается на главкоюза и главкосева!..
Подоспел отклик и от главнокомандующего Западным фронтом Балуева: «В отношении мер, какие должны быть приняты, я вполне согласен с генералом Корниловым. Считаю уход генерала Корнилова гибелью для армии и России… нынешнее положение России требует безотлагательного принятия исключительных мер, и оставление генерала Корнилова во главе армии является настоятельно необходимым, несмотря ни на какие политические осложнения».
Едва министр-председатель успел дочитать телеграмму главкозапа, как адъютант положил перед ним расшифрованное донесение из штаба Румынского фронта, от помощника главнокомандующего генерала Щербачева: «Вполне разделяя меры, предложенные генералом Корниловым для поднятия дисциплины в целях восстановления боеспособности армии, считаю долгом совести заявить, что смена генерала Корнилова неминуемо гибельно отразится на армии и защите России».
Вот оно что! Заговор генералов! Всех!.. Заранее сговорились! Объединились! Согласовали ответы! Ишь сыплют: «совесть, долг, родина, свобода, преданность и любовь к России»!.. Знает он цену этим словам! Ригу отдали Вильгельму из любви к родине?.. А теперь открывают немцам дорогу на Питер тоже «во имя свободы и спасения России»?.. О, как они ему ненавистны!.. Знает, кто он для них: «фигляр», «балерина», «штафирка», «психопат»!.. И вправду станешь психопатом! Ох, тяжкий крест власти… А надобно тащить, как на Голгофу…
И вдруг подумал: а зачем? Не счастливей было бы заурядным присяжным поверенным — процессы по делам уголовным, гражданским и политическим, гонорары, спокойные вечера в кругу семьи или в ложе театра?.. Любовница?.. А что, может быть, хватило бы сил на все… Не говоря уже о деньгах…
Тряхнул головой, сбрасывая дурман: «Ну, нет! Вкусивший славы!..» Он любовник революции. Избранник судьбы. Так угодно было провидению. Умрет, но не отступится!..
Словно бы поддержкой в эту минуту поступила телеграмма от главнокомандующего Кавказским фронтом генерала Пржевальского: «Я остаюсь верным Временному правительству и считаю в данное время всякий раскол в армии и принятие ею участия в гражданской войне гибельными для отечества».
Нашелся один… Но зато все остальные… А под их началом огромное количество войск: десятки и десятки дивизий, миллионы вооруженных солдат… Что он сможет противопоставить им, если двинут они все вослед конному корпусу?.. Куда ни кинь…
Пошли уже сообщения с «театра»: дивизии Корнилова сосредотачиваются вблизи Луги; через станцию Оредеж проследовало девять новых поездов с войсками, в головном — железнодорожный батальон; авангард мятежников — у деревни Семрино, что в сорока пяти верстах от столицы; саперы разрушают баррикады, возведенные поперек полотна, восстанавливают пути; какие-то части подходят по Северо-Западной железной дороге; еще какие-то — по Московско-Виндаво-Рыбинской; кавалерийские полки выгружаются в Вырице, в пятидесяти девяти верстах от Питера, чтобы идти по шоссе…
Снова заявились Дутов и Караулов. Теперь они уже не просили, а нагло требовали пропуска в Ставку.
— Никаких пропусков! — закусил удила министр-председатель. — Корнилов назвал меня и других членов Временного правительства немецкими агентами, поэтому никаких переговоров!
Следом пожаловал Милюков. Любезно предложил свое посредничество: может-де выехать в Могилев, чтобы убедить главковерха пойти на уступки; может, и не покидая Питера, оказать содействие — переговорить с Лавром Георгиевичем по аппарату Юза.
— Нет и нет!
Министр иностранных дел и он же член «Совета Пяти», Терещенко передал декларацию, врученную дуайеном дипломатического корпуса:
«Представители союзных держав собрались под председательством сэра Джорджа Бьюкенена для обсуждения положения, создавшегося в связи с конфликтом между Временным правительством и генералом Корниловым. В сознании своего долга оставаться на своем посту для оказания, в случае надобности, защиты своим соотечественникам, они вместе с тем считают своей важнейшей задачей необходимое поддержание единства всех сил России в целях победоносного продолжения войны, ввиду чего единодушно заявляют, что в интересах гуманности и желания устранить непоправимое бедствие они предлагают свои добрые услуги в единственном стремлении служить интересам России и делу союзников».
Демарш послов заставлял призадуматься.
Керенский созвал совещание — бывших министров и новых членов «Совета Пяти». Почувствовал полнейший разброд в умах:
— Положение безысходно, через несколько часов корниловские войска будут уже в Питере!..
— Только что позвонили из Луги: гарнизон сдался мятежникам, выдал все оружие! Казаки из Луги направляются к станции Тосно! Два эшелона прорвались из Нарвы и сейчас в полуверсте от Гатчины!
— Они уже на станции Антропшино! Это в тридцати верстах!..
— Кровопролитие в Петрограде неизбежно!..
— Что же делать? — Александр Федорович обвел глазами собравшихся. Министры были похожи на черных улиток, готовых юркнуть в свои скорлупки-убежища.
