послали попавшую на глаза газетную вырезку со стихотворным симоновским «Открытым письмом женщине из города Вичуга». Уж очень была сходная ситуация. Поэт нашел слова, полные горечи и гнева, которые владели и нашими чувствами.
Мы уважали Михаила Федоровича Ниделевича, больше — любили его. Любили за трезвость и ясность мысли, за прямоту и честность, за решительность и справедливость, за умение не таить на кого-либо зла. Он прошел с нами почти весь путь сначала комиссаром, затем командиром полка. Он знал нас как облупленных, мы знали его. И прощали ему человеческие слабости, которых он, как и всякий другой, не был лишен: излишнюю горячность и несдержанность в выражениях. Мы боялись, чтобы он, взвинченный и выбитый из колеи изменой женщины, не совершил какой-нибудь необдуманный шаг и по-глупому не погиб.
Однажды, еще в Румынии, после обычного совещания в штабе мы зашли к Корнею Ковтуненко.
— Что-то надо делать, мужики, как-то спасать Михаила Федоровича, — сказал опечаленный Корней, — а то из-за блудливой бабенки можем потерять командира.
Скорый на выдумку и решения командир первого эскадрона Николай Сапунов тут же предложил:
— А что ломать голову? Клин вышибать надо клином. Женить его, и все станет на свое место. Невестке в отместку. Тем более, как я замечаю, к штабной медсестре Вале он, кажется, неравнодушен. Правда, она не по его комплекции, сильно худющая. Горсть костей, завернутых в тряпку. И при его натуре и горячем характере не выдержит его, косточки ее захрустят. Смертоубийство может случиться. Но я полагаю, что ничего. Как говорят хорошие люди, были бы кости, а мясо нарастет, и мышь копною сена тоже не задавить, — продолжал балагурить наш Колобок.
Мысль, поданная Сапуновым, нам всем понравилась. И, не откладывая дела, мы тут же пригласили «на переговоры» Валентину.
— А что же, Валя, замуж вам не пора? — пошел в лобовую атаку Сапунов.
— Конечно, пора, да вот жениха еще не нашла, — шутливо ответила девушка.
— Мы не шутим, Валя, — сказал я, — за женихом дело не станет.
— Может, назовете его хотя бы по секрету? — Видим, что Валентина все еще не может понять, разыгрываем ее мы или всерьез ведем разговор.
— А вот сейчас и назовем. Секретов в этом деле у нас нет.
— Интересно! А все-таки скажите, кто же он, мой жених?
— Гвардии майор Ниделевич Михаил Федорович, — выпалил я.
Услышав это, наша невеста вспыхнула огнем, догадавшись о ее с майором чистых, но много говорящих взглядах. Потом прищурилась и, покачав головой, хмуро так обвела нас взглядом и произнесла:
— Что же, станичники, господа офицеры, собранием, вот так, решаете мою судьбу? Может, прения откроете и голосование устроите? А? Постыдились бы… А вот вам, гвардии капитан Поникаровский, сватом быть не пристало. Не умеете вы это делать. Серьезный как будто офицер, седина уже на висках, а ведете себя, как…
Мы поняли, что переборщили со своей атакою со сватовством. И Валя почему-то остановила свой взгляд на мне. Она не сказала, как я себя веду, но нам всем был ясен ее упрек за нетактичность. Неловко как-то у нас все это получилось, некрасиво. Ни за что ни про что обидели девушку. Пришлось быстро давать отбой и отходить на исходные позиции. Мы, перебивая друг друга, начали объяснять Вале сложившуюся ситуацию — что майор ведет себя в последнее время бесшабашно и, кажется, ищет смерти. А мы обязаны его сберечь. Он очень нужен полку, и заменить его сейчас никто не может. Что сделать это и лучше всех нас можете только вы, Валя, и поэтому просим вас как женщину, как дочь, как доброго друга, окружить командира полка своим вниманием и заботой и, наконец, своим обаянием. Мы знаем, что вы ему по душе.
Валя же молча нас выслушала и, не сказав ни слова, быстро ушла.
К нашему изумлению, наша дипломатия в чувствах, как мы скоро убедились, не прошла бесследно. Наша Валентина действительно — не знаем, жертвуя ли собой или выполняя нашу просьбу — но и в самом деле прониклась к майору сердечностью и так, как нужно, окружила его вниманием и заботой. А кое в чем даже преуспела. Достигла большего, чем мы от нее хотели. Теперь мы часто на марше, приезжая в голову колонны по вызову и без вызова с докладом, видели, что наша Валя сидит этакой королевой в командирской бурке и кубанке с красным верхом и таким же башлыком за спиною, в фаэтоне. А хозяин его — командир полка, как молодой гусар в легком казакине, опушенном серым каракулем, гарцует верхом на коне в строю, беспрерывно проверяя колонну полка. А чаще всего — за фаэтоном, как бы охраняя свое «сокровище». Возвращаясь к себе после доклада, многие из озорства задают вопрос: «Кто ведет сегодня полк?» И так же в шутку отвечают: «Сегодня полк ведет медсестра Валя!»
О нашей «спасительной» операции командира полка узнал Антон Яковлевич и отнесся к этому неодобрительно, считая ее ненужной и даже вредной. В положительное влияние Вали на командира полка он не верил. Потому что был убежден: когда мужчины поддаются чарам женщины, то теряют голову, а командиры любых рангов теряют власть над людьми, меньше уделяют внимания своим обязанностям. И в боевой обстановке это приводит к большим неприятностям, и даже к гибели. Уважая Ниделевича, он вот этого-то и боялся. А нас, «сватов», как следует отругал — заботы замполиту, оказалось, мы прибавили.
Кое-кто из офицеров начал пользоваться и даже злоупотреблять Валиным влиянием на командира полка. Провинившийся в чем-то при помощи Вали уходил от гнева командира полка и от заслуженного наказания. Простая дружба переросла во взаимную, по-настоящему крепкую фронтовую любовь.
Вскоре после войны Михаил Федорович сыграл свадьбу со своей бывшей однополчанкой. Сложилась семья.
До города Надьканиже мы не дошли. Его брали другие дивизии корпуса совместно с войсками 3-го Украинского фронта. Нашу 11-ю командование повернуло на север, в Австрийские Альпы. Задачу поставили трудную: пробиться и занять австрийский городок Фишбах, перерезать автостраду Белград — Вена, закрыть пути отхода фашистским войскам из Югославии и Венгрии в Австрию и Южную Германию.
Командование знало, что выполнение этой задачи потребует от нас большого напряжения сил и боевого мастерства. Видимо, поэтому было объявлено, что при выполнении этой задачи все участники этой операции будут награждены орденами и медалями. А отличившимся офицерам, сержантам и старшинам будет присвоено очередное воинское звание.
Венгерская весна в самом разгаре, солнечно и тепло. Леса оделись в зеленый наряд, а сады зацвели в кипени цветов и аромате запахов. Казаки, землеробы, затосковали. Пахать бы землю сейчас и сеять хлеб, усердно работать в саду, а не играть в прятки со смертью, не воевать. Но надо в первую очередь, да поскорее, кончать с врагом и с самой войной.
И вот мы на марше. Снова кручи, скалы, ущелья с бурными речками, узкие дороги и мало нахоженные тропы. Командование трудностей не скрывало. Наоборот, предупреждало как о рейде наиболее тяжелом. Движение полка с самого начала осложнилось. На двое суток подряд зарядил дождь. Мутные дождевые потоки ревущими водопадами низвергались со скал, текли по дорогам и тропам, грохотали в ущельях. Речки вздулись и тащили огромные каменные глыбы. Но несмотря ни на что, мы пробивались вперед. И нежданные-негаданные, словно с неба, свалились на горное селение Минихвальд. Дождь перестал. Но от этого легче не стало. Теперь немцы всполошились повсюду. Жди засад и всяких других каверз. Так и случилось. Отходя, гитлеровцы рвали скалы, делали завалы на дорогах, подрывали и сжигали мосты через ущелья и речки, создавали минные поля, оставляли на скалах «кукушек». Для нас в этом не было ничего нового.
Все это мы видели в Карпатах. А когда знаешь все уловки противника, воевать легче. Никакая неожиданность не может застать врасплох. Действовали привычно и слаженно. Больших задержек не было. Впрочем, встречалось и новое. Гитлеровцы создали фольксштурм. По замыслу, это должно быть нечто подобное нашему народному ополчению. Но нельзя сравнивать несравнимое. Наше ополчение создавал сам народ. В него пришли добровольцы, до конца убежденные в правоте своего дела. Пришли люди, которые лично завоевали, а затем строили и укрепляли советскую власть. Они снова взялись за оружие, чтобы отстоять и защитить от врага свою Родину и отчизну, советскую власть. Примером этому может служить наш полк, наша дивизия, родившаяся из народного ополчения — казаков Хопра и Дона. Их костяк состоял из бойцов Первой конной армии, красных партизан, партийных и советских работников, ставших на защиту