Леса скрыли от непобедимого кок-ордынского полководца простор. Леса и засеки не позволили ему широкими облавными крыльями, как бывало в степи, вторгнуться сюда и, словно гигантским неводом, выловить на огромном пространстве всех людей от мала до велика. Вместо этого султан вынужден был продвигаться по тесным буреломным дорогам и держать все силы при себе. Следовательно, такие силы можно скрытно окружить и уничтожить.
Только сейчас Араб-Шах понял, почему даже великому Бату-хану с полумиллионным войском не удалось стать твердой ногой на Руси. Могучий предок золотоордынских султанов прошел здесь огнем и мечом, но только зимой. Зимой, когда реки сковал лед, когда все пути были открыты и урусам негде было спрятаться, когда не было этих ужасных засек. А с наступлением весны и Бату-хан тоже вынужден был отступить в простор степей, как это сделал нынче его незадачливый потомок.
«Да, Урусия — не равнина без конца и края, — мрачно размышлял султан. — В конце концов, и Бату- хан потерял бы тут все свои многочисленные тумены. Они таяли бы изо дня в день от внезапных ударов неуловимых лесных разбойников, покамест не исчезли бы все до единого воина»...
Когда повелитель приказал отступать, его окружили возмущенные темники и тысячники. Но он не счел нужным объясняться, сказал только:
— На Асторкан пойдем.
Мурзы переглянулись. Сагадей-нойон решился задать вопрос, который волновал всех:
— А Мамай?
— Мамай опять сцепился с Идиге-ханом. Весть такую мне только что принес гонец из Сарая ал- Джедида, от матери моей — Высочайшей Тулунбик-ханум.
Весть и в самом деле была отрадной, и военачальники молча склонили «покорные» головы: ограбить соседний улус единоверцев безопаснее и значительно прибыльнее, чем злые урусские княжества.
Глава тринадцатая
Незваный хозяин
Не успел Дмитрий Иванович походную пыль стряхнуть с доспехов, как новая ошеломляющая весть прилетела в Москву: из Литвы незваным едет Киприан, чтобы самовольно занять пустующий престол митрополита всея Руси.
Еще в марте, сразу после смерти Алексия, на послание самозванца Великий Князь Московский и Владимирский ответил таким письмом:
«Русь Святая не признает тебя митрополитом, понеже ты обманом помазан был в Царьграде. Митрополит всея Руси избирается синклитом русских православных иерархов [142], тебя же никто не выбирал. А ежели ты самовольно приедешь к нам, тогда с тобой поступят бесчестно...»
Отповедь пронырливому греку подписали самые видные священнослужители Русской православной церкви.
И вот на тебе, не послушался!
Правда, сторонников нового митрополита среди русского духовенства, даже в самой Москве, было немало. Они и Сергия Радонежского убедили в своей правоте, и тот с Дмитрием Ивановичем говорил весьма сурово:
— Стадо без пастыря любой волк раздерет, а Русь Святая нынче без пастыря духовного. Преподобный угодник божий Алексий почил вот уже три месяца тому, митрополит же всея Руси в Киеве сидит, а не в Москве под иконой Божьей Матери[143].
— Вот именно, в Киеве, — отвечал Великий Князь Московский и Владимирский. — В Литве сидит, значит. Скажи, святой отче, любо ли будет тебе и всем нам жить под десницей врага нашего Ягайлы Ольгердовича? Он ведь не то католик, не то язычник. Так, что ли?..
Спорили долго. Переубедить Дмитрия Ивановича не удалось. Настоятель Троицкого монастыря, суровый и непреклонный, ушел в свою обитель.
Сразу же после этого разговора правитель Московско-Владимирского государства приказал к осени созвать в свою столицу высших духовных сановников Руси, чтобы рекомендовать поместному собору своего кандидата в митрополиты — архиепископа Московского Михаила, в простонародье — Митяя.
Вот эта-то весть и заставила Киприана совершить смелый поступок: поехать в Москву самовластно. Да, это был поистине рискованный шаг: в то жестокое время даже он, помазанный Константинопольским патриархом митрополит, мог лишиться головы. Грек хорошо знал, что Дмитрий Иванович шутить не любит и в иных случаях приказы отдает безжалостные. Тем более Киприан был предупрежден. И все же, когда митрополит получил одобрение своему поступку, а может быть, и совет самого Сергия Радонежского, он без колебаний решился ехать в Москву.
Получив известие о сем, Дмитрий Иванович не долго раздумывал, а тут же призвал к себе крещеного татарина Андрея Серкиза — сына татарского мурзы на русской службе Серкиз-бея и приказал:
— Возьми свою дружину, Ондрей, — да штоб одни татары с тобой были — и закрой все шляхи и тропы на пути из Киев-града! Коль увидишь, оттуда попы едут, гони их обратно плетьми. Только смотри: Киприана не бей. А уж ежели он тебя не послушает, тогда и его можно раз-два по загривку, чтоб сговорчивей был. Гляди мне, не проворонь поезд митрополичий. Проворонишь — голову потеряешь!
— Все понимаю, Коназ-бачка, — еще не научился как следует говорить по-русски боярин, но понимал все быстро. — Только плетью наказать попов или?.. — Острые глаза Серкиза хитро блеснули.
Князь понял его.
— Киприана не трогать без нужды! — приказал жестко. — А свору его можно и потрясти — не обеднеют. Только обоза не трогать! Ежели святые отцы поносить меня будут, раздень их догола и гони в шею с Московской земли! Но жизни никого не лишать. Смотри!
— А если меня поносить будут? — тонко улыбнулся Андрей Серкиз.
— Не велика птица, не упадешь.
— Все понял, Коназ-бачка. Терпеть буду.
— А раз понял, езжай немедля!
И дружина из тысячи крещеных татар, которые имели весьма смутные представления о христианском мифотворчестве и его святынях, часа не медля, ускакала к южно-западной границе Московского княжества.
Все духовенство Руси, а также князья, воеводы и бояре с жадным любопытством следили за небывалым поединком Великого Князя Московского и Владимирского с митрополитом всея Руси Киприаном...
Андрей Серкиз повсеместно расставил усиленные дозоры, но степным умом своим не сообразил, что идущие по дороге в Киев паломники — его главные обманщики. Он просто внимания на них не обратил: не в Москву идут, а обратно!
Вот эти-то паломники и провели поезд митрополита тайными лесными путями мимо дозоров Серкиза...
И все бы обошлось, и приехал бы Киприан под покровительство святой иконы Божьей Матери, но тысячник все же оказался хитрее и осмотрительнее ловких проводников иерарха. Воевода секреты свои расставил на сорок верст в глубину, и ближайший к Москве отряд все же перехватил незваного гостя. Перехватил в тот момент, когда к поезду присоединился сам Сергий Радонежский, а Киприан нарочно облачился в парадное одеяние, чтобы въехать в Москву с триумфом. Зная, каков среди христиан Руси авторитет настоятеля Троицкого монастыря и как народ православный смотрит на золотую ризу митрополичью, Киприан уже торжествовал победу: уверен был — любой дозор теперь упадет перед ним на колени.
Но не учел хитрый грек одного: дозорные были хоть и крещеными, но татарами, и христианское учение они понимали весьма своеобразно, то есть по изображению воина на серебряных московских
