Узрев наступающих пешком кочевников, русские воины развеселились:
— Глянь, идут, будто утицы переваливаются!
— А копья-то больно коротки супротив наших!
— И щиты только груди закрывают!
— Ну, мы их сейчас научим пешими бегать!..
Дмитрий Иванович на этот раз поступил по-иному. Он дал противнику минуть горловину. А когда враг построился и решился на атаку, из-за засечного леса вылетела вдруг тяжелая русская конница и могуче ударила в левое крыло спешенных ордынцев. Татары пытались перестроиться, но не успели. Как только панцирные конники врубились во вражеский фланг, с места стронулись и пешие русские полки...
Мурза Бегич выл от бешенства, озирая поле брани с вершины высокого дуба. Он ничем не мог помочь избиваемым соплеменникам.
Его воины дрались яростно. Однако, окруженные со всех сторон, отбиваться могли только батыры внешнего ряда. Остальные, сбитые в плотную массу, даже луками воспользоваться не могли от густой тесноты. А их расстреливали с трех сторон совершенно безнаказанно.
После второй стычки с татарами великий князь приказал подсчитать потери. Полки его лишились двухсот тридцати двух ратников убитыми, и около шестисот воинов были ранены и непригодны к дальнейшим боям. Всех, павших и раненых, Дмитрий Иванович распорядился отправить за реку Вожу, в стан воеводы Льва Морозова...
Бегич, так неосторожно пославший целый тумен воинов в ловушку, едва досчитался в нем одной тысячи батыров, бежавших с поля битвы. Остальные сгинули. Это был ошеломляющий удар не только по ордынскому войску, но и по самолюбию самого мурзы, возомнившему себя непобедимым полководцем после победы над Араб-Шахом.
— Так нам коназа Митьку не сломить,— вкрадчиво говорил начальнику темник Ковер-гюй.— Мы слишком торопимся. Надо прорубить проходы сквозь засеку...
— Глупость говоришь!— прервал советчика Бегич.— Нам недели не хватит, чтобы прорубиться сквозь крепкие, подобные железу, мертвые дубовые деревья!
— Но они сухие. Засеку поджечь можно...
— Дуб и сухой плохо горит! Ты что, забыл, у Пронска три дня засека горела и все равно непроходимой осталась?
— Надо смолой обливать. У нас есть она. Из Укека еще привезти можно. Надо жечь! — настаивал Ковергюй.
— А пока мы здесь стоим и дожидаемся помощи огня, к коназу Митьке со всех сторон подмога приходить будет. Как нам на Мушкаф тогда пробиться, а?!
— Батыров и у нас прибывает изо дня в день,— подал голос немногословный темник Кострюк.
— Да, это верно. К нам с туменом своим идет Кудеяр-бей,— сразу подхватил Ковергюй.— Туменбаши сообщает, что за ним еще много кайсаков скачут грабить урусскую землю!
Бегич поморщился. Он был приближенным Мамая-беклербека. А Кудеяр-бей у стремени Султана Мухаммед-Буляка кормился. Неискренний и хитрый Кудеяр-бей один раз изменил Али-ан-Насиру и людям его: к Токтамышу ушел. От него к Мамаю перебежал. Потом против Мамая с Араб-Шахом задружил и его предал в самый грозный момент— во время битвы. Теперь опять к нам переметнулся. И все ему сходит с рук! Бегич не верил предателям: от них всего можно было ожидать. И удара в спину тоже.
Но полководец не высказал своих мыслей вслух, заговорил о делах неотложных:
— Ну хорошо, допустим, мы подожжем засеку. И пока мы ждем здесь в бездействии, коназ Митька сам на нас нападет. Он ждать не будет, он очень смелый и искусный воитель и показал нам это сегодня.
— Нет! Коназ-баши Митька первым на нас не нападет. Он на месте стоять будет или за реку Вожу уйдет. Если же мы пробьемся сквозь засеку и вырвемся на простор, тогда урусам не устоять. А стоит Митьке уйти с этого укрепленного места, мы сразу же разметаем всех его неповоротливых батыров-лапотников! — уверял Ко-вергюй.
Кострюк в такт его словам согласно кивал головой.
— Вы всегда наудачу зовете. Наобум,— все еще не соглашался победитель Араб-Шаха.— Кара-Буляк еще нетерпеливей вас был. А где он теперь?
— Голову потерял, наверное,— равнодушно заметил Ковергюй.— А мы тебя, наоборот, от поспешности остерегаем.
— Да, остерегаем,— снова подал голос Кострюк.
— Думать надо...
К мурзам подскакал гонец на разномастной приземистой лошади, прервал их спор сообщением:
— От Рязани уруссие большие лодки плывут. С воинами!
— Ага!— обрадовался Бегич. — Значит, Рязань пала?
— Нет еще,— покачал головой гонец.— Верхний город держится. Там, в детинце, заперся Прошка-бей с тысячью урус-батыров и отбивает наш натиск.
— Та-ак. Значит, коназ Митька опять сильнее стал. — Бегич глянул на гонца: — Скачи в Рязань и скажи темнику Казибеку: пусть сюда идет. Удара в спину нам теперь опасаться нечего. Тысяча лапотников Прошки— тьфу, нет ничего! Пусть урус-бей в крепости сидит, если ему там нравится. Стоит ли возле него держать целый тумен отборных воинов! Пусть Казибек быстро сюда идет!— повторил Бегич свой приказ.
— Слушаю и повинуюсь!— прокричал гонец, вскочил на своего разномастного коня и исчез из глаз.
— Вы меня убедили,— вдруг согласился со своими сподвижниками главный начальник ордынского войска.— Ковергюй, жги засеку! А ты, Кострюк, бери всех урусских невольников, и пусть они топорами прорубают завалы в другом месте. Пленных не жалей, пускай день и ночь работают!
— Топоров нет,— хмуро ответил молчаливый темник.
— Пошли воинов по заброшенным урус-ским селениям. Ищите пилы и топоры. К вечеру чтобы каждый пленный урус имел все необходимое для рубки леса!
— А если...
— Охрану крепкую приставь с луками,— понял его Бегич.— На ноги всем невольникам цепи надень. Что, учить надо?
— Нет. Все понял. Разреши нам удалиться.
— Разрешаю. И поспешите оба!
Темники ушли довольные, что наконец-то им удалось сломить упрямство своего начальника.
А мурза-бей расстегнул халат, снял с груди огромную золотую пайцзу с изображением льва, поднес к глазам и зашептал:
— О-о дух Славного и Могучего Джучи-хана, помоги мне сокрушить коназа Митьку и стать хозяином над всей Урусией! Я обещаю утешить прах твой, о великий хан, жизнями ста тысяч урусских данников. О-о Джучи-хан!..
Еще два дня стояли враги лицом к лицу, и ни те, ни другие не стремились к битве.
Но как только дым из засеки застил небо и обозначились пути прорыва ордынцев, Великий Князь Московский и Владимирский распорядился:
— Ночью уведем полки к Воже-реке. В покинутом боевом стане костры оставим, чтобы обмануть татар. Отход наш прикроют воевода Семен Мелик и князь Володимир Серпуховский с конными дружинами. Да мыслится мне, Бегич еще долго не сунет теперь голову свою на поле недавней брани, опасаясь западни. Пуганая ворона и куста боится!
Глава восемнадцатая
День беды ордынской
