охраняли тяжелые комонники и легкая дозорная конница.
Сам князь и его воеводы обучали дружинников боевому строю и четкому исполнению приказов. А по стремительности, с которой Святослав обрушивался на врага, с ним не мог сравниться ни один полководец того времени. Недаром современники прозвали его пардусом-гепардом.
Победы молодого военачальника изумляли всех скоротечностью битв и быстрым поражением противника, который в большинстве случаев превосходил силы Святослава в два, а то и в пять раз. Имя русского князя-витязя с невольным уважением и страхом произносили варяги, хазары, печенеги, византийцы. А германский король Оттон называл его своим братом и просил помощи в борьбе с утрами.
Войско руссов было оснащено катапультами, таранами, стрело-метами. Машинные мастера ловко управлялись с этими грозными орудиями при взятии вражеских крепостей и при защите своих.
Даже составленная только из ополчения русская рать не являла собой просто толпу вооруженных людей. Каждый русский город-крепость имел свою дружину и Воиново поле, на котором обучалось ополчение и проводились удалые потехи витязей. Три раза в год: весной, задолго перед пахотой: осенью — после уборки урожая и зимой — после праздника Коляды по всем городам Руси проходили военные сборы всего мужского населения, способного носить оружие. Выполнялось эте правило беспрекословно. С нерадивых князь строго спрашивал, а доблестных щедро награждал. Поэтому всегда и в короткий срок Святослав мог призвать под свой стяг весьма значительные военные силы...
Триста русских ратников, что ушли в тыл хазарам, были как раз тяжеловооруженными дружинниками пешего строя. Им предстояло закрыть узкий проход, где по левую руку обрывался крутой берег Трубежа, а по правую — далеко уходили глубокие рытвины и овраги. Тут всадники поневоле должны были сдерживать бег своих коней, чтобы круто повернуть вправо, а значит, мощь их удара значительно ослабевала.
Беспечность Хаврат-эльтебера сыграла на руку воеводе Слуду. Дозор из трех кочевников, еще недавно карауливший в этом месте, ускакал посмотреть поединок двух богатуров — Будилы и Абалгузи- пехлегана.
Когда ратники перекрыли узину, Икмор приказал части воинов Пройти на сотню шагов вперед и разбросать до самого заслона треугольные железные шипы. Другая часть ратников спустилась в балку и вбила в ее дно колья с заостренными верхушками.
Перед строем в дополнение к шипам руссы натянули веревочные сети с крупными ячейками. Густой высокий ковыль скрыл и эти ловушки.
На случай нападения с тыла Икмор отправил в степь дозор на скорых конях, а внизу, под крутым обрывом, стояли пять лодей, в каждой из которых сидело наготове по нескольку гребцов — на всякий случай.
Один из самых ловких витязей пробрался на две сотни шагов вперед, влез на дерево. Он должен был подать сигнал о приближении врага.
— Авось козарин, укушу, как прибежишь к моему шалашу! — рассмеялся довольный Икмор, потом вдруг сразу стал суровым, приказал ратникам осмотреть оружие и доспехи.
Передняя шеренга повернула щиты к фронту, и стена воинов стала похожа издалека на алую полосу, мерцающую по верху голубовато-белым огнем отточенных наконечников копий и островерхих русских шлемов...
Вторая линия гридей согнула тяжелые луки и завела тетивы на подзоры.
Икмор глянул в небо. Оно было серым от дыма и пепла. Пахло гарью. Тревожно каркали вороны...
О том, что нахвалыцик выехал в поле, Будила узнал за обедом. Угадывая, что ему предстоит поединок, он съел немного вяленой телятины и выпил ковш цежи с сытою [61]. Оруженосцы тем временем приготовили броню и оружие для поединка.
Когда раздался звук вражеского рога, Будила стал обряжаться в доспехи. С помощью Кудима Пужалы и Тимки Грача витязь надел поверх легкой кольчуги кованую пластинчатую броню с нагрудником и наплечием из цельныхлистов стали, пристегнул наручи, надел железные рукавицы. Закрепляя на нем поножи из кованой стали Кудим сказал почтительно:
— Можно считать, ты мой старшой брат, Будила Политович. Пристало ли тебе, искусному городнику и мастеру, тратить силушку молодецкую на заезжего нахвальщика? Дозволь мне потешиться во чистом поле. А коль моя голова падет, дак не жаль мужика-оратая, лапотника...
— Полно-тко, Кудим Ставрович. Вся Русь Святая стоит мужиком-лапотником. — Будила положил руку на плечо смерда. — А за приветное слово прими поклон, брат. Силушки ты неимоверной, слов нет. Да в поединке сего мало. Тут искус ратный нужон. На то он и поединщик, што науку боевую зело постиг. Силушкой единой его не сломать... Даст Перун повалить мне богатыря заезжего, дак обучу тебя потехе молодецкой. Тогда выезжай на любого нахвальщика. А теперь мой черед. Коня мне!
Два конюха, повиснув на удилах, с трудом удерживали рослого жеребца соловой масти. Конь пошатнулся, приняв на спину многопудовую тяжесть всадника. Будила не спеша надел поверх войлочной шапки кованый островерхий шлем, украшенный на яловце зоревым пером заморской птицы, застегнул у подбородка кольчужную бармицу и опустил на лицо широкую стальную стрелку. Богатырь прицепил к поясу секиру, проверил, легко ли вынимается из ножен длинный кинжал. Наконец ему подали знаменитое Мичурино копье и миндалевидный железный щит.
Жеребец лихо вынес Будилу к северным воротам крепости. На вечевой площади, около идола Перунова, витязь остановил коня. Вокруг горели костры. Волхвы в просторных белых хламидах, с посохами в руках приплясывали, крутясь, пели хриплыми голосами:
Будила въехал в круг из костров и остановился возле идола, склонив голову. К богатырю вприпрыжку подскочил главный кудесник Перунов — тощий лохматый старик с безумными светлыми глазами. Длинным посохом, с конца которого стекало искристое пламя, очертил он крут. Конь испуганно шарахнулся в сторону, но Будила удержал его на месте, не давая переступить магическую черту.
Дружинники, стоявшие вокруг, вторили волхвам. При последнем возгласе они враз ударили по умбонам щитов. Гром раздался окрест. В небо струями взметнулся огонь всех восьми костров. Волх вы жертвенными ножами одновременно отсекли головы восьми белым петухам, окропили кровью лицо идола и бросили тушки каждый в свой костер.
— Пер-рун-н!!! — гремело вокруг.
Будила поворотил коня и крупным галопом пустил его в поле через распахнутые настежь ворота, туда, где не переставая ревел призывно вражеский рог.