Араз приказал садиться на коней и приготовить копья. Уходить с удобного для обороны места он пока не собирался: надо было узнать, что это за неведомые наездники. Стычки он тоже покамест не боялся — воинов у него в десять раз больше. Ну а если в лесу скрывается засада, Араз успеет увести отряд от погони: путь к берегу Днепра был открыт, а там он знал одну тайную тропу в прибрежной чащобе.
Всадники приблизились. Двое передних были одеты богаче остальных. В первом Араз сразу узнал Алмаз-хана. Именно под началом этого тумен-тархана был Араз и его товарищи под Киевом. Извечная покорность табунщика перед ханом чуть было не сорвала Араза с седла и не бросила ниц под копыта ханской лошади. Но второй всадник в серебристой кольчуге весело посмотрел на него и показал пальцем вверх, что означало, как понял бывший пастух: «Ты теперь не раб степных властителей, а русский воевода и веди себя смело!»
Араз распрямил спину. Алмаз-хан поморщился и процедил сквозь зубы:
— Кто такой?
Араз молча кивнул на стяг со знаком Святослава.
«Смотри не подавись собственным сапогом от злости, мусульманин!» — подумал про себя Араз, но голоса не подал.
Лицо Алмаз-хана побагровело. Он знал, что много хазар-язычников ушло перед битвой в стан урусов. Говорили, что немало их поступило в войско кагана Святосляба. И вот теперь этот навоз сидит перед ним в седле, как равный, и не желает разговаривать. От воинов из отряда Араза не ускользнуло раздражение Алмаз-хана. Они развеселились, хотя и молча. Взбешенный этим хан готов был схватиться за рукоять сабли, но обстановку разрядил молодой русский витязь.
— Прими привет, славный удалец, от воеводы русского Добрыни! — весело обратился он к Аразу. — Назови свое славное имя.
Араз снял островерхий русский шлем, поставил его на сгиб левой руки, поклонился знаменитому витязю.
— Пусть продлится жизнь твоя на сто лет, а слава — на многие века, доблестный коназ Добрыня, — почтительно сказал он. — Имя мое Араз, сын Беклемиша, из рода Ашин. Я служу бин-беки под бунчуком ослепительного и всепобеждающего кагана урусов Святосляба. Добрыня приветливо улыбнулся.
«Грязный табунщик! — презрительно сощурился Алмаз-хан. — Навоз из рода Шад-Хазара, позор рода Великих Каганов Хазарии. Много у меня под сапогом таких именитых пастухов». — Вслух высказать эти мысли он, не осмелился и только сопел от возмущения.
— Пошто ты, тысяцкий Араз, — спросил Добрыня все так же весело, не приветствуешь нашего друга хана Алмаза, который вместе с нами ведет тумен свой на печенегов?
— Почтительно прошу простить грех мой, коназ-богатур, — ответил Араз — Имя грозного Алмаз-хана знает вся Хазария. Подвиги его равны делам сказочных героев. Блеск стремительного меча его видели все стороны света. Прошу и тебя, пресветлый хан, простить меня! Хотя вина здесь моя самая малая. Увидев светлый облик твой, я онемел от восхищения и не мог сдвинуться с места! — закончил хитрый Араз и так же, как только что перед Добрыней, склонил обнаженную голову перед хазарским ханом.
— Скажи мне, урусский бин-беки, — с деланным спокойствием, почти как равного спросил хан бывшего табунщика, — что делают твои богатуры малым числом в этой немирной земле далеко от своего боевого стана?..
Тот же сотник просунул голову в повозку.
— Захватил пастухов Араза? — спросил его Куря.
— Сам чуть ушел! — мрачно ответил тот. — В трех фарсахах отсюда полно урусов и хазар. Они вместе идут на нас. Три десятка батыров потеряли мы! — Сотник недобро посмотрел в глаза Кури. — Ты обманул нас!
Куря отвел взгляд и промолчал.
— Послы назад пришли, — доложил сотник своему бек-хану.
— Где они?
— Вон подъезжают.
— Позови их сразу же.
— Слушаю и повинуюсь, доблестный!
Бек-ханы переглянулись. Сейчас станет известно, что несут их посланники — мир или войну. Все молча глядели на полы кибитки. Вот они распахнулись.
— Коназ Саванелд зовет к себе доблестных бек-ханов Канглы-Кангара, чтобы говорить о согласии или битве! — доложили послы.
Бек-ханы не проронили ни слова. Сидели, задумчиво склонив головы. Потом Радман сказал:
— Надо ехать.
Все согласились с ним, даже Куря...
В просторном шатре посреди широкого поля собрался совет военачальников противоборствующих сторон. Войска противников окружили его, встав каждое в тысяче шагов от шатра. Над степью нависла гнетущая тишина — не было обычного предбранного гомона и гула, указующего на огромное скопление вооруженных людей. Ветер с Днепра колыхал стяги руссов и бунчуки кочевников. Сверкали брони в лучах послеполуденного солнца. Над полем кружились вороны, ожидая кровавой дани...
— Далее мы в ваши пределы не пойдем, здесь станем, — говорил Свенельд по-печенежски. — Но вы должны немедля отпустить весь русский полон и заплатить за обиду двести тысяч золотых динаров!
— Где нам взять столько золота? — воскликнул Тарсук. — Мы нищи, о коназ! Обида у нас обоюдная: мы потеряли в битвах больше воинов, чем урусы. Да еще своих пленных выкупать надо будет.
— Не мы принесли огонь и меч в пределы ваши, — насмешливо возразил Свенельд. — Раздразнивший вепря да устрашится погони! — припомнил воевода печенежскую пословицу. — Кроме того, вы должны отпустить весь козарский полон, а также заплатить Фаруз-тархану за обиду двадцать тысяч динаров. В битве у прагов Непры-реки погиб его брат и много родичей.
Тут всполошились и другие бек-ханы. Даже невозмутимый Радман поднял протестующе руку.
— Мы договариваемся с урусами, — заявил он. — При чем здесь хазары? Для того, чтобы требовать дань, надо нас победить. Фаруз-Капад еще не испытал наших мечей. Мы ему ничего дать не можем — ни полона, ни золота!
— Мы согласны заплатить урусам за обиду и отпустить полон, — сказал вкрадчиво Илдей. — Только ты, коназ Саванелд, уходи скорее со своими богатурами. А с бек-ханом Фарузом мы потом договоримся, без тебя.
Свенельд вынул из ножен тяжелый франкский меч и положил его перед печенегами:
— Сей клинок решит наш спор, ежели вы будете упорствовать. На войне право — в силе! А она сегодня на нашей стороне. Мы, руссы, никогда не даем в обиду своих друзей. А Фаруз-тархан наш друг! Так, што вы хотите — свет мира или огонь войны?! Выбирайте.
— Мы выбираем мир! — твердо сказал Радман, и все бек-ханы утвердительно кивнули. — Что от нас требуется еще, коназ Саванелд?
— Покамест не пришлете дани, каждый из вас даст нам в залог своих сыновей! К тому ж, ежели вы тянуть будете с данью, мы через месяц продадим всех пленных печенегов грекам или козарам!
Радман оглядел понурых бек-ханов, потом ответил тихо:
— Да будет так, как велит обычай... Мы согласны.
— О других делах в Киев-граде договоримся, когда послы ваши туда придут! — закончил совет Свенельд...
Когда печенеги покинули шатер, воевода сказал Фаруз-Капад-эльтеберу:
— Не печалься, князь, что на сей раз не смог отомстить ворогу. В другой раз одолеешь его, как станешь хакан-беком.
Фаруз-Капад побледнел и вопросительно глянул в глаза Свенельда. Тот твердо встретил взгляд хазарского тумен-тархана:
— Великий князь Киевский и всея Руси Святослав Игоревич обещает тебе любую помощь, как только ты попросишь ее, Фаруз-Капад-эльтебер!..
