Побратимы обнялись. Уже уходя, Слуд сказал:
— Лекаря отпустишь, как только надобность в нем отпадет. Пусть едет к своим агарянам славный Юсуф-табиб. Может, испросит у своего Махмета здоровья и силы мне для защиты Руси. Прощай, брат! Не поминай лихом. ..
Как только ночь коснулась воды и скрыла в тени своей злосчастную кондуру, бывшие рабы пересели в две легкие ладьи. Когда они, постукивая уключинами весел, отошли, греческий боевой корабль накренился на левый борт и опрокинулся с шумом. Глубина в этом месте достигала пяти саженей, так что следов никаких не осталось.
Как только Святославу донесли, что кондуру патрикия Михаила видели перед Переяславом, князь тотчас вызвал Слуда в Киев. Тот примчался, загнав по дороге двух коней: Святослав ждать не любил.
Встав перед грозные очи властителя Руси и его ближних бояр, старый воевода попросил князя о разговоре с глазу на глаз. Тот согласился...
А на следующий день Слуд скакал обратно в свой город.
Святослав на все вопросы своих сподвижников отвечал:
— Варяги найдут лодию посла ромейского. Воевода Слуд указал путь ее.
Однако кондура исчезла бесследно, а варяги вернулись в Киев ни с чем, уставшие и злые.
5. Земля есть основание отечества
Глава первая
«Раз мира не хотите — на вы иду!»
Гонцы из Итиль-кела и Киева примчались одновременно. После недолгого размышления Харук-хан решил первым принять вестника от кагана-беки Асмида. Делал он это скрепя сердце: само имя Асмид вызывало в старом хане дрожь ненависти и сдержанной ярости.
— Выскочка! — шептал сквозь зубы Харук. — Хитрец и трус! Он уже загубил Хазарию, и порукой тому — мое к нему отношение. Если бы только мое! Многие эль-теберы не хотят помогать бездарному полководцу. Кому же охота погибать зря?.. Потерять такого союзника, как Мансур Ибн-Нух! Да это...
Верный слуга Умаш, скрестив руки на груди и склонив голову, пригласил в юрту каганова посланника. Два стражника враз откинули полы кочевого жилища, и перед глазами Харук-эльтебера возник сотник ал- арсиев в полном боевом снаряжении. Со света воин не мог сразу разглядеть хозяина, но смотрел именно на то место, где тот должен был сидеть и где властитель этой земли сидел на самом деле.
— Говори! — раздалось из полумрака.
Ал-арсий не склонил головы, поприветствовал хозяина небрежно, и ярость колыхнулась в груди Харука.
— Говори! — прошипел хан, готовый дать знак стражникам, чтоб те зарубили дерзкого.
Сотник понял вдруг, что перед ним сила не меньшая, чем сам каган-беки Асмид. Понял и вздрогнул. Но ал-арсий действовал не по собственному желанию, поэтому, стоя прямо и гордо, объявил:
— По велению кагана-беки Асмида Могучего...
— Говори скорее! — процедил Харук-хан.
— ...Через твои земли едет посол великого кагана Шад-Хазара Наран-Итиля!
При упоминании титула великого кагана каждый должен был встать на колени и склониться в сторону столицы Хазарского каганата, где стоял дворец Светоносного. Харук-эльтебер не сделал этого. Посланец опешил.
— Дальше!—раздался невозмутимый старческий голос.
— Ты не боишься, о недостойный, что Великий пришлет тебе черный шнурок? — невольно вырвалось у гонца. — Или ты позабыл, что это такое?
Харук-хан не забыл: черный шнурок от великого кагана означал приказ собственноручно повеситься.
Глаза ал-арсия привыкли к полумраку юрты, и он отчетливо видел лицо эльтебера: хан был грозно спокоен.
— Ты много болтаешь лишнего. Говори главное! —. В голосе степного властителя прозвучали зловещие нотки.
— Посла зовут Джурус-хан[116]. Он едет в Куяву, слово кагана- беки Могучего коназу Святослябу везет.
— Какое слово?
— Об этом, если на то будет воля Джурус-эльтебера, он сам тебе скажет.
— Иди! Ты свободен, — проскрипел Харук-хан.
Сотник глянул на него пристально, побледнел и, прощаясь, поклонился уже по собственной воле. Когда доспехи гонца прозвенели за полами шатра, хан приказал Умашу вполголоса:
— Возьми воинов, догони этого дурака и где-нибудь подальше в степи избей его бичом. Избей так, чтобы он помнил об этом всю жизнь.
— Слушаю и повинуюсь, мой эльтебер!.. Я знаю этого ал-арсия. Зимой на базаре в Итиль-келе он похвалялся срубить голову самому кагану Святослябу. — Глаза Умаша смеялись.
— Храбрый, значит, — мрачно усмехнулся хан. — Ладно, позови Зарир-богатура, а сам спеши исполнить мою волю. И спаси тебя аллах, если этот невежда и хвастун уйдет от возмездия!
Умаш еще раз склонился чуть ли не до земли и, пятясь, исчез за полами шатра...
Вскоре перед ханом стоял на коленях Зарир, ездивший к Святославу. Харук долго сверлил его глазами, потом сказал ровно и спокойно:
— Ты плохо исполнил мою волю и задержал мои слова к кагану Урусии. И, видимо, вместо коня ты оседлал черепаху, когда вез ответ Святосляба ко мне?
Зарир почувствовал, как ледяной пот проступил на его согбенной спине. Но, сохранив достоинство, он твердым голосом поведал все, что произошло с ним за последнее время.
По мере того как гонец излагал хану предложение грозного соседа, жесткие складки на лице степного властителя разглаживались, а губы невольно расплывались в улыбке.
— Ты все сделал, как надо, — милостиво изрек он. — Отныне тебя будут звать «Зарир-Молния». Ты заслужил это славное имя!
Богатур рванулся вперед, осторожно приподнял ногу своего властелина и долго целовал носок шагреневого сапога.
— Разрешаем встать, — приказал хан. — Зарир-Молния может всегда стоять перед моим лицом!
Зарир-беки вскочил.
— Я знаю, ты устал, — произнес властитель задумчиво, но глаза его при этом остро смотрели в лицо своего слуги.
— О нет, великий эльтебер! — поспешно ответил сообразительный Зарир.
— Это хорошо! Ибо дело, которое надлежит выполнить тебе, я никому другому поручить не могу.
Бин-беки приложил ладонь к сердцу в знак того, что он готов исполнить любой приказ своего властелина.
— Ты сейчас поскачешь назад к Ашин Летке и скажешь ему: я приеду в его юрту, как только приму и провожу посла от кагана великого к Святослябу. Скажешь урусу, что посла зовут Джурус-хан. Ашин Летко
