самый разносторонний отечественный писатель, с равным успехом может выступить и в менуэтном стиле («Поселок», «Река Хронос») и показать чистое «танго» (рассказы из Гуслярского цикла). Или М. и С. Дячен-ко, написавшие «Казнь» в стиле «танго», а «Корни камня» — на мелодию «менуэта». Старые тексты Ольги Ларионовой («Леопард с вершины Килиманджаро» или «Где королевская охота») — очевидное интеллектуальное чтение. Незабвенная «Чакра кентавра» любима столь многими в основном за эстетику рыцарского романтизма, но художественный арсенал здесь весьма небогат, изощренной философии тоже нет. Поэтому ближе к «танго». А вот продолжение «Чакры», «Делло-Уэлло» — откровенная «дискотека», фэнтезийный боевик, «цепляющий» архетип снежной королевы и донельзя бедный в смысле литературной отделки. Ника Перумова тянет к «танго» «Техномагия», где построен оригинальный виртуальный мир, а к «дискотеке» — почти все остальное. Раннее творчество А. Лазарчука в большинстве случаев должно быть отнесено к элитной фантастике, но в романах «Кесаревна Отрада» и «Гиперборейская чума» (последний — в соавторстве с М. Успенским) все смазано литературной небрежностью. Если «Мракобес» Е. Хаецкой представляет собой систему религиозной философии, изложенной в беллетризированном ключе, то ее же тексты, написанные в ипостаси Мэделайн Симмонс, намного проще. Они лишены ауры таинственной «сакральности» и, видимо, изначально рассчитаны на иного читателя, а потому узнаваемы как «танго».
Предложенная читателям схема, конечно же, фрагментарна и, повторюсь, сугубо интуитивна. В конце концов, это была, как говорят в науке, «попытка постановки проблемы», не более того. Но каждый может достроить здание. Принадлежность к одному из кластеров ничего не говорит об уровне известности или художественного мастерства. Они не составляют иерархии: что-то выше (лучше), а что-то ниже (хуже). Они равноправны. Для каждого из «этажей» и мастерство, и известность имеют свои критерии, абсолютно непригодные для оценки «соседей».
Рецензии
Роберт СОЙЕР
СМЕРТЕЛЬНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Издательство ACT открыло новую серию, в которой будут представлены произведения, получившие одну из двух (или две сразу) самых престижных премий в фантастике. Первой книгой стала работа канадского писателя, лауреата «Небьюлы» 1995 года. Это весьма добротный научно-фантастический роман. Выйди он лет тридцать тому назад… Впрочем, такие романы и выходили в означенные времена, делая имя авторам.
Итак, ученый Питер Хобсон изобрел суперэнцефалло-траф и обнаружил, что в момент смерти у человека выделяется некая электромагнитная субстанция, которая удаляется в сторону созвездия Ориона. На этом вполне можно было раскрутить остросюжетный боевик. Автор и пытается это сделать. Но вопреки принципу Оккама он вводит новую сущность… нет, три новых сущности, и этим окончательно ломает ритм произведения. Из направления — условно назовем его «био-тех» — роман плавно перетекает в традиционную виртуалку: компьютерные преступления, искусственные интеллекты и тому подобное… Читается роман легко и приятно, только вот семейные проблемы Хобсона и его ссоры с неверной женой сильно тормозят действие. Создается впечатление, что автор в одном романе захотел объять необъятное. Отсюда и некая двойственность восприятия. Представьте себе, что появляется человек, создавший лекарство от всех болезней, но вместо того, чтобы рассказать об этом, он приступает к поискам средства от мозолей. А когда это еще обильно прослаивается довольно топорной психоаналитикой, то поневоле задумаешься: а стоила ли игра с новой серией свеч?
Алексей БАРОН
ЭПСИЛОН ЭРИДАНА
«Дебютный роман Алексея Барона — роман, выдержанный в лучших традициях классической научной фантастики!» — гласит реклама на обложке книги. Думаю, что произведение А. Барона — это не просто дань традиции и откровенная стилизация под «твердую» фантастику 60-х годов XX века. Вся книга напоминает сплетение идей и сюжетных ходов отечественных и зарубежных НФ-авторов. Даже основная сюжетная линия кажется заимствованной. Земные космические корабли прибывают на планету Кампанелла, чтобы выяснить: куда исчезли все населявшие ее колонисты. Самая первая реакция — «Чужие» Алана Дина Фостера. Постепенно спасателям удается выяснить, что колонистов некие «злые силы» перебросили на другую планету через «трансцендентный канал» — операция «Мертвый мир» из «Жука в муравейнике» Стругацких. О «незабвенных шестидесятых» напоминает даже устаревший космический антураж: «угарный запах ракетного топлива», «фотонные звездолеты», «гидрокостюм», «батискафы» и «вертолеты»… Во время поисков на столе в кают-компании корабля расстилают бумажную карту. И это в 2767 году? Подобную архаику еще можно было бы объяснить, если бы автор упоминал о предшествующих столетиях цивилизационного упадка. Но он, напротив, говорит о долгих веках научно- технического прогресса.
К 60-м же восходит и философия книги: пропаганда идей насильственного «прогрессорства» и эволюции человечества. Среди рассуждений героев можно найти даже заимствованную у Ефремова оценку всего прошлого как «темных веков»: «Начну с того, что со школьных времен я не перестаю поражаться тому, как люди находили в себе силы жить раньше, в Темный период истории». Конечно, присутствует и обязательная антирелигиозность. Но при этом на место Бога подставляются могущественные инопланетяне. Оказывается, именно они организовали это колоссальное похищение всего населения Кампанеллы. А затем прихватили и космический корабль спасателей. Таким путем сверхсущества заселяют Вселенную. Вместо того, чтобы возмутиться, герои романа, немного поворчав на «братьев по разуму», присоединяются к «проекту», планируя уже собственную прогрессорскую деятельность среди одичавших колонистов. К таким проектам «насильственного осчастливливания» еще братья Стругацкие относились, мягко говоря, неоднозначно. Может, перед нами, как принято сейчас говорить, творческий спор с мастерами, опоздавший лет на тридцать?
Шервуд СМИТ
