возраста, сидевший абсолютно прямо, как деревянный.
Именно он и начал беседу, не пошевелив ни одним пальцем выложенных вперед костлявых узких кистей рук.
— Я слышал, что у нашего уважаемого гостя были некоторые… неприятности по дороге. Примите мои сожаления. Мир стал безумным, и никто не может сказать, что с ним будет даже через минуту. — Темное, какое-то подсушенное лицо было непроницаемым. Или, может быть, даже участливым; черт разберет эти китайские лица.
Он смотрел в скорбные, полные черноты глаза мистера Чена и чем дольше смотрел, тем больше чувствовал в себе странную ненависть.
«Ты же сам, наверное, все это и подстроил, — внезапно подумал он.
— Сам все рассчитал, подбил бабки, отдал приказ местному своему «Касиму». Сальдо, по-видимому, оказалось не в мою пользу. И вот, пожалуйста, выскакивает на повороте чурка с гранатометом».
Он знал, что его подозрения, скорее всего, безосновательны. Кому-кому, а мистеру Чену это сегодняшнее покушение просто невыгодно. Никому из присутствующих оно невыгодно. Тут все люди разумные и понимают, что без него операция осуществиться не может. И все-таки след к покушению тянется, вне всяких сомнений, отсюда.
Во-первых, говорил он, ни один человек в России не знал, что он собирается в эти дни быть в Гонконге. (Даже Касим не догадывался практически до самого вылета.) Во-вторых, неизвестен был адрес, по которому его должны были здесь повезти. Кстати, он до сих пор не знает этого адреса. А в-третьих, господа, в-третьих, у нас так топорно эту работу не делают. Хотели бы отключить, поверьте, отключили бы без вопросов. Да и зачем в Гонконге — гораздо удобнее, например, в Санкт-Петербурге или Москве.
Нет, как хотите, а эта ниточка тянется из вашего «зоопарка». Это не мой прокол, утечка информации произошла в другом месте. И, по-моему, господа, вам следовало бы «прозвонить» всю местную ситуацию. Именно так, к сожалению, именно так, господа. Нельзя же, в конце концов, спотыкаться на таких пустяках.
Вся эта тирада была выслушана в абсолютном молчании. И молчание еще некоторое время царило после того, как он свою речь завершил. И по мере того, как росла, становясь значимой, тишина в сумеречной гостиной, по тому, как все четверо смотрели не на него, а в пространство, как будто узрели там нечто неожиданное, главное — по тому, как чуть слышно пришмыгнул носом Касим, находящийся где-то слева, стало ясно, что он их снова полностью переиграл. Он их переиграл, как переигрывал уже несколько раз и как будет переигрывать впредь. Он будет переигрывать их всегда, просто потому, что прошел через такие джунгли, каких при всем здешнем опыте они не могут даже вообразить.
Нив каком Гонконге таких джунглей нет.
— Мы очень сожалеем, — наконец с чопорной вежливостью повторил мистер Чен.
И опять склонил голову, как бы признавая свою вину.
В результате данный инцидент был предан забвению. Не было никаких сомнений, конечно, что на расследование теперь будут брошены лучшие силы мистера Чена, что весь Гонконг, а если понадобится, и вся Европа, будут теперь исследованы, обнюханы и перекопаны буквально по сантиметру, что задействованы будут все связи в полиции и криминальных структурах, что виновные будут найдены и понесут заслуженное наказание. Он нисколько не сомневался, что именно так и произойдет. Только лично к нему это уже не имело ни малейшего отношения.
Лично ему были заданы всего три вопроса. Понимает ли мистер Марголин, что в результате осуществления в полном масштабе предлагаемой им структурно-банковской операции, если только она действительно осуществится в полном масштабе, произойдет не просто некоторое смещение денежных и кредитных потоков из Северо-Американского региона, каковой таким образом несколько девальвируется и обмелеет, но и реальное непредсказуемое истощение всей государственной казначейской системы Соединенных Штатов; доллар через несколько месяцев окажется валютой необеспеченной, следствием чего станут серьезные потрясения на мировых финансовых рынках?
К этому вопросу он был, разумеется, подготовлен и ответил коротко, ясно, стараясь не вдаваться в долгие рассуждения.
— Согласно нашим расчетам, доллар упадет примерно на десять процентов. Его дальнейшее понижение будет амортизировано резервами евроазиатских валют. Это еще не крах. Это лишь болезненное, согласен, но все-таки терпимое кровопускание. Ситуация стабилизируется, скорее всего, к концу года.
Второй вопрос звучал так. Понимает ли уважаемый мистер Марголин, что в обвале Северо- Американской кредитной системы обвинят в первую очередь нас? Нетрудно будет установить банки, которые приняли на себя новые финансовые потоки, нетрудно будет вычислить конкретных людей, ответственных за эти не вполне цивилизованные действия. Мировое сообщество будет настроено весьма негативно.
Об этой, кстати, вполне реальной опасности он тоже подумал и таким же ясным, гипнотизирующе коротким, энергичным деловым языком объяснил, что в данном случае они выдадут причину за следствие: в первые дни и недели стремительно развивающегося обвала, естественно, никто ничего не поймет, — господа наверняка знают, как это обычно бывает, — все ринутся спасать то, что можно. А когда дым рассеется (по расчетам, примерно месяца через три), выяснится, что это были жесткие, разумеется, но абсолютно неизбежные меры. Мы просто были вынуждены их принять перед лицом всемирной финансовой катастрофы. Мы вовсе не злодеи, мы — спасители. План необходимой промоутерской кампании уже разработан.
И третий вопрос, который тонким от избыточной вежливости голосом задал ему мистер Чен, касался гарантий, обеспечивающих первичное продвижение капиталов.
Эту тему он проработал особо.
— Гарантии, господа, я вам привез. Они имеют как частное, так и частично государственное страхование. В систему войдут три уральских банка, о которых мы с вами уже говорили, три банка сибирских и три самых крупных дальневосточных. Это так называемая «золотая девятка». Все девять участников уже переведены на режим «без границ». Вы, разумеется, понимаете, что это значит? Готовность «номер один». Негласный аудит завершен. Вот, пожалуйста, вся внутренняя спецификация.
Касим бесшумно вскочил и с легким поклоном вручил по одной папке каждому из присутствующих.
После чего опять сел и замер.
— Я только вас очень прошу, господа, во-первых, не делать с этих документов никаких копий, а во- вторых, ни в коем случае не переводить их в электронную форму. Вы меня понимаете?
Восемь глаз оторвались от просмотра таблиц, заполненных многозначными числами, восемь темных зрачков уставились на него, будто прицеливаясь для выстрела.
Что, впрочем, на него никак не подействовало.
Он откинулся в кресле и непринужденно положил ногу на ногу.
Настроение у него было отличное.
— А теперь, господа, мне нужны такие же гарантии от вас, — сказал он.
Следующее покушение на него было совершено в Москве. Причем, после инцидента в Гонконге, каковы бы ни были настоящие корни этого происшествия: русские, китайские, европейские или, может быть, совершенно иные, — он, на всякий случай подстраховавшись и ни слова ни кому не сказав, вылетел на Москву не прямым и потому легко вычисляемым рейсом, а сначала — зарегистрировавшись лишь в самый последний момент — на Берлин, где в течение трех часов не без пользы для дела общался со своим немецким партнером, далее из Берлина на Прагу, — и там тоже имела место одна очень перспективная встреча — и только из Праги, опять-таки в последний момент взяв билет и зарегистрировавшись, уже собственно на Москву, дополнительным рейсом, который не был указан ни в одном расписании.
Причем, даже машину в аэропорт Шереметьево он на этот раз вызвал не через фирму, где о приезде его, согласно распоряжению, никто даже не подозревал, а по особому телефону, номера которого не было ни у кого, подключенному всего месяц назад и хранимому про запас именно для такого случая.
Казалось, сделано было все возможное.
И тем не менее, когда плотная, с тонированными стеклами, внешне ничем не выделяющаяся
