итальянском журнале такие подушки с силуэтом пумы в прыжке — но несколько кенгурушек разного размера, желтых на черном фоне, были бы интереснее, и я тут же поняла, для чего они мне еще пригодятся…
Кто мог предположить, что ходьба в полном молчании, почти след в след, сперва так отупляет, потом вызывает совершенно неожиданные мысли и образы? Это можно было бы использовать — получив заказ, не пачкать бумагу и не воевать с компьютерной рисовалкой, а выехать за город и пойти по болотам. Наверняка что-то оригинальное образуется в голове.
Я ушла в самокопание, самосозерцание и самоанализ, а Фоменко привел нас на свою драгоценную поляну и схватил меня за руку, когда я сделала несколько лишних шагов.
Тропа уходила в белый туман.
Это действительно было овальное пятно, вроде колумбова яйца, только в два человеческих роста, оно стояло и слегка колебалось. И мне даже показалось, что туманно оно лишь по краям, а за тонким слоем белой раздерганной ваты есть что-то плотное, пористое и без блеска, словно гигантская яичная скорлупа. Тут и фантазии не требовалось — рисуй, что есть, и посылай в журнал «Наука и жизнь».
— Точно!.. — воскликнул Витька. — Не глюк…
Мы стояли и смотрели на это подвешенное в воздухе «яйцо», и мне все меньше хотелось с ним связываться. Но я имела право на трусость, а мужчины — нет, и мой Витька первым начал хохмить, восторгаться, валять дурака. Наверное, еще и потому, что я смотрела на него.
Фоменко, никого не предупредив, метнул шишкой в «яйцо» — и она словно в молоко канула, не пустив расходящихся кругов.
— Теперь давай сам, — Фоменко подал Витьке другую шишку, прихваченную, наверное, в начале пути, потому что здесь ни елей, ни сосен я не заметила.
Витька метнул шишку в пятно, и она точно так же исчезла, беззвучно и бесследно.
У Фоменко было еще несколько шишек, но я кидать отказалась: так далеко я не доброшу, а близко подходить Жерар Депардье не советовал. Он сам однажды сдуру сунулся — чуть не рухнул и полдня потом башка трещала.
Консервную банку принесли с собой. И даже не веревку, а красную атласную ленту привязал к ней Лешка перед тем, как запустить.
Банка пропала не сразу: у самого пятна она словно задумалась, лететь ли дальше, и ленточный хвост замер в воздухе параллельно земле. Но все это втянулось в туман и сгинуло.
— А если обойти с той стороны? Вдруг они пролетели насквозь? — спросил Витька.
— Да обходили! Оно со всех сторон такое же, и ни шишки, ни банки насквозь не пролетали. Конечно, слишком близко мы не подходили…
— А оно пахнет? — с подозрением осведомился Витька.
Исследователи хронодырок переглянулись.
— Вроде нет… А что?
— А вдруг оно какой-нибудь галлюциноген выделяет?
— Так это забор проб делать нужно, — заметил Лешка. — А у нас оборудования нет.
«Забор» меня насмешил — у этих технарей вечно какие-то корявые словечки.
— И подойти поближе, посмотреть, куда банка улетает, тоже не пробовали? — продолжал Витька. — Может, там, в каком-нибудь параллельном пространстве, уже лежит куча ржавых банок с хвостами, а аборигены молятся им насчет хорошей погоды?
— Подходить опасно — голова закружится, чего доброго, свалишься прямо туда — и прокол засосет, — хмуро сказал Фоменко.
— Вот сегодня и попробуем, — пообещал Жерар Депардье. — Мы сюда раньше втроем приходили, а с тросом пробовать надо вчетвером, и еще чтобы кто-нибудь снимал.
Оказалось, в одной из спортивных сумок был свернутый в кольцо металлический трос. Его прикрепили к дереву, но не просто привязали одним концом к стволу, а нагнули дерево, повиснув втроем на длинной ветке, и смастерили сложную конструкцию. Фоменко объяснил мне: если что-то случится и люди выпустят трос из рук, дерево выпрямится и оттащит экспериментатора от опасного места.
Первым пошел сам Фоменко. Он придерживал трос на уровне пояса и осторожно передвигал его. Один конец, пропущенный сквозь ветки, прочно держало дерево, другой — Жерар Депардье, Лешка и Витька, понемногу отпуская. Фоменко продвигался очень медленно, миновал середину поляны, повернулся, показал рукой, что все в порядке, и пошел дальше. Контуры его фигуры вдруг поплыли, я вскрикнула. Мужчинам было даже не до того, чтобы меня обругать. Они внимательно следили за Фоменко. Темное пятно, наполовину съеденное белым туманом, вдруг странно задвигалось, подалось вправо.
— Тяни, — негромко приказал Жерар Депардье, и они стали выбирать трос, извлекать Фоменко из тумана. Скоро пятно сделалось опять похоже на человека, а человек оторвался от троса и решительно пошел к нам, покачиваясь и ругаясь довольно свирепо.
— Я, мать вашу, и кричу, и рукой показываю — назад, назад, а вы что — оглохли?!
— Ни хрена не слышали! — воскликнул Жерар Депардье, а Лешка выронил трос.
— Значит, ты был ТАМ?..
Еще звучали какие-то слова — и вдруг перестали. Они ощутили, что произошло.
— Откуда я знаю, где я был? — неуверенно произнес Фоменко. — Я кричал — вы не слышали…
— Ты прошел насквозь? — спросил Лешка.
— Похоже на то… не знаю… там было какое-то другое освещение…
Он растерялся.
— А что ты видел?
— Да лес я видел!
Витька подошел ко мне и обнял покрепче.
— Если бы там были динозавры, они бы его сожрали, — шепнул он прямо в ухо.
— Ребята, начинаем действовать! — заорал вдруг Жерар Депардье.
— Вы с камерой бегите туда, снимайте! Но сбоку! Мы будем отпускать трос, а пойдет Лешка — он самый легкий!
Имелось в виду: эксперимент повторяем немедленно, только нас с Витькой посылают по ту сторону поляны проверить, не вылезет ли Лешка просто-напросто из пятна, и заснять то, что увидим.
— Ну, Машка, если эти сумасшедшие морочат нам голову… — грозно сказал Витька, ведя меня за руку вдоль края поляны. — Но если это действительно прокол — твой батя нам должен виллу на Канарах купить. Ты представь: а вдруг мы прямо сейчас оттуда что-нибудь этакое притащим? Значит, он уже завтра может рапортовать о подготовке к пробному пуску!
Я одной половинкой души возликовала, а другой затосковала. Витька не был в бункере, где уже полагалось стоять смонтированному агрегату, а я была: увязалась за папой и висела на нем, как клещ, как пиявка, и он просто был вынужден взять меня с собой, когда ездил туда разбираться со стройматериалами. Легко сказать — рапортовать о пробном пуске! А если кто-то захочет посмотреть на ту установку, которую запустили? Как мне сказали, там есть только верхний кожух. Если эта дырявая железная сфера называется «кожух» — то да, я его своими глазами видела. Изнутри. Когда сильно задрала голову — нашла самую верхнюю дырку, на уровне примерно седьмого этажа…
Но будем переживать неприятности по мере их поступления, год передышки, которую мог бы сейчас получить папа, много значит. А заниматься дизайном и иметь свою студию лучше в Латинской Америке, чем в России. Конечно, если папа не захочет взять с собой Витьку, я останусь здесь…
— Эй, вы меня слышите? — завопил Жерар Депардье.
— Слышим, слышим! — отозвался Витька.
— Тогда — пошел! Снимайте!
Снимала я куда лучше, чем он, и поэтому взялась за камеру. На экране было все то же стоящее торчком белое «яйцо», дымчатое по краям, только в профиль. Витька с фотоаппаратом отошел в сторону. Я думала, что он хочет заснять, как вход в пятно выглядит под другим углом, но ему взбрело в голову сфотографировать меня за работой. Пройдя шагов десять, он неожиданно обернулся — и кинулся ко мне. В тот же миг меня сзади кто-то схватил в охапку. Я выронила камеру.
Болото наполнилось голосами, воплями, треском, хрипом. Я брыкалась, как могла, мотала головой,
