— Можно зачеркнуть «Серый», а сверху написать «Сергей». И подписаться, например: «Твой любимый козлик». Или…
— Нарываешься? — не выдержал Леонид, сжимая кулаки.
— Или просто подписаться своим именем, чтобы ей стало понятно, от кого, — ведь она твоего почерка не знает, — невозмутимо продолжил парнишка и вернул листок.
Леонид нервно внес исправления. Серый спрятал записку.
— Не проспи нашу встречу, — с этими словами парнишка, резко развернувшись, удалился быстрым шагом, не оглядываясь.
«Надеюсь, у меня сегодня будет возможность проучить этого мальчишку, да и место под землей более подходящее — не надо оглядываться на прохожих и объяснять, в чем дело. У него исключительный талант вызывать антипатию и внешностью, и поведением, и словами».
Леонид сел в автомобиль и задумался: куда ехать и зачем? Затем, решив не маячить под окнами своей квартиры, завел автомобиль и тронулся с места. Звонок Никодима Павловича застал его в «тянучке», обычной для этого времени дня в любой части города.
— Что же вы, молодой человек, молчите, не даете о себе знать? Берите картины и прошу ко мне.
— К сожалению, возникла проблема — хозяйка картин позавчера умерла. Поэтому с картинами придется немного повременить.
— Не вижу проблемы, или уже ее наследники стали одолевать?
— Следователь вызывал, задавал вопросы.
— Ну и что? Он имел вопросы, ты на них нашел ответы — какое отношение это имеет к картинам?
— Все же с картинами повременим. Извините, Никодим Павлович, я за рулем в потоке машин — как бы кого не зацепить. Перезвоню вам… на следующей неделе. К тому времени ситуация должна проясниться.
— Думаешь со мной в кошки-мышки поиграть? — злобно прошипел коллекционер. — Выбирай: или ты сейчас приедешь ко мне с картинами, или… Сам понимаешь!
— Приходится выбирать «или». Прощайте, Никодим Павлович, как-нибудь перезвоню.
— Мальчишка! Зря думаешь, что…
Но Леонид уже отключился. Он решил заехать в какое-нибудь кафе, пообедать, а заодно собраться с мыслями, так как пока не знал, что дальше делать.
29
— Америки ты мне не открыл, я раньше пытался снизу этот люк сдвинуть. Откуда мог знать, что на нем это дерьмо навалено? — Серый указал на куски бордюра, лежавшие на крышке люка.
Освободив от них крышку, он достал из рюкзачка монтировку и поднял ее.
— Дверь в пещеру сокровищ открыта — прошу вниз, господин Али-Баба! — гримасничая, произнес он. — «Химзу» наденем внизу, не будем здесь устраивать сеанс мужского стриптиза, привлекая внимание.
Оказавшись в канализационном ходе, Леонид почувствовал, что словно раздваивается: он сегодняшний видел реальную обстановку, и он же, но из прошлого вспоминал, как было здесь почти семьдесят лет назад.
Он остановился у стенки, ничем не отличающейся от других, которые они уже прошли, стал водить по ней фонариком, говоря при этом:
— Здесь должна быть надпись… Одного полоумного.
— На кой черт она тебе нужна? — поинтересовался Серый.
— Чтобы покончить с наваждением. Это очень важно для меня.
Но сколько он ни водил по стене фонариком, не смог найти надпись. У него застучало в висках от напряжения: «Выходит, это был только сон. Странный, но сон. А все остальное — лишь совпадения». Тут раздался голос Серого:
— Глянь, здесь что-то нацарапано.
— Посмотри сам — должно быть надписано: «26 апреля 1941 года, Степан».
— Точно! И что в этом особенного? — недовольно спросил Серый. — Кто этот Степан?
Но Леонид его не слушал, а уже шел по ходу, невнятно бормоча себе под нос: «Здесь должна валяться коробка из-под папирос «Беломорканал», последняя, которую взял в киоске, — ее нет. А здесь я убил свою первую крысу». Он остановился и с безумным смешком спросил паренька:
— Ты мог бы крысу съесть? Знаешь, ее мясо ничем не отличается по вкусу от старой говядины.
— Похоже, ты сам сумасшедший! Давай: вой, кричи, матюгайся, бейся головой об стенку — радуйся полной свободе! Под землей нет правил и условностей, которые властвуют на земле! — примкнул к его кажущемуся безумию парнишка и закричал что есть силы: — Я сво-бо-ден! Я сво-бо-ден! Я сво-бо-ден! — Громкий крик через несколько шагов глохнул, словно его крали. — Слышишь?! — Он возбужденно затормошил Леонида за плечо. — Здесь нет эха. Мы в царстве тишины и крыс. Рая на небесах нет, души умерших скапливаются под землей — тут им покойно: не шумят реактивные самолеты и ракеты не дырявят небо!
Безумие Серого отрезвляюще подействовало на Леонида, он сбросил его руку со своего плеча:
— Успокойся — биться головой об стенку и сходить с ума можешь сколько угодно, но только без меня.
— Испугался? — неожиданно паренек весело рассмеялся. — А ты говоришь — старая говядина!
Дальнейший путь они проделали молча, Леонида больше не терзали воспоминания о прошлой жизни.
— Вот мы и пришли. — Паренек остановился перед боковым ответвлением.
— Да я знаю. В самом конце его — замаскированный лаз в пещеру. Интересно, почему ее называют Кассандрой?
— Бог его знает. Эту пещеру обнаружил Мишка, он ее и назвал так.
— Это тот парень, который упал со стенки и разбился?! — вспомнил Леонид. — Близкий друг Ксаны.
— Ее младший брат, — неприятно рассмеялся Серый. — Она его вечно опекала, но не уберегла.
— А как Миша обнаружил эту пещеру — он не рассказывал?
— У него был дружок — полоумный художник, с бородой. Он ему дал какие-то ориентиры, а тот по ним и обнаружил, но времени на это потратил порядочно.
«Вроде Эльвира не упоминала, что у Смертолюбова была борода… — И тут Леонида осенило: — Это был Стас, он нашел дневник и обратился к Мишане за помощью».
Первым в лаз ужом прошмыгнул Серый, вслед за ним протиснулся Леонид. На противоположной стороне хода было точно так же тихо, как и везде в подземелье, — ничего не говорило о присутствии здесь людей.
— Что-то нас не встречают, — проворчал Леонид. — Может, Ксаны здесь нет?
— Должна быть — скорее всего, затаилась. Боится. Пошли в центр лабиринта — думаю, там объявится, — оптимистично произнес Серый и вдруг уронил фонарик, который тут же погас.
— Вот черт! Надо лампочку поменять — в рюкзаке есть запасная. Иди вперед, а я догоню. Можешь подать голос — Ксана услышит, объявится. — Он достал и засветил «налобник», стал возиться с фонарем.
Леонид, с нетерпением ожидая встречи с девушкой, к которой назрела масса вопросов, ринулся вперед по хитроумному сплетению ходов, но заблудиться было невозможно из-за их малой протяженности. Время от времени он кричал:
— Ксана! Это я, Леонид… — но ответа так и не услышал. Внезапно страшная боль расколола голову, и сознание померкло.
Сознание вернулось вместе с потоком воды, обрушившимся на него, и болью, раскалывавшей голову.
