В самом начале перестройки, когда еще не поменялись цели искусства, готовились к изданию самые разные справочники, посвященные российской фантастике. Правда, в свет вышли немногие единицы. Работая над одним таким справочником, я получил массу биографических сведений от писателей, как признанных, так и совсем молодых. Пространные справки обычно принадлежали самым молодым. Они много и охотно писали о своих замыслах. А одна из самых кратких принадлежала Виктору Колупаеву.
Виктор Колупаев: Родился в 1936 году в поселке Незаметный (ныне город Алдан) Якутской ССР. Окончил Томский политехнический институт по специальности «радиоэлектроника». Работал в различных научных организациях города Томска. В 1976 году принят в Союз писателей СССР.
Книги: «Случится же с человеком такое…» (1972), «Фирменный поезд «Фомич», «Весна света» (1986), «Волевое усилие» (1991). Всего вышло 16 книг (в том числе в США, ГДР, Чехословакии).
Кредо: Хорошо прожил тот, кто прожил незаметно.
Своему кредо Виктор никогда не изменял. Представляя гостей, обычно указывал: «Дмитрий Биленкин, Москва… Геннадий Прашкевич, Новосибирск… Борис Штерн, Киев…» Потом добавлял: «А я Виктор Колупаев, местный житель». Страшно не любил выходить на первый план. И мечта у него была простая: понять, что такое Время и Пространство. В школе, правда, не прочь был совершить кругосветку на паруснике, даже подал документы в Военно-морское училище, но забыл приложить фотографии. В итоге всю жизнь прожил в Томске. С любопытством расспрашивал меня о дальних странах, но сам уже не выражал никакого желания оказаться в Индии или Греции.
Журналистке Е. Орловой Виктор однажды признался:
«…Всегда хотел научиться виртуозно играть на фортепиано. Классическую музыку я довольно хорошо знал, собирал пластинки любимых композиторов, а в школе еще радио слушал. (Хорошо поддав, мы с ним не раз исполняли дуэтом арии из любимых опер. — Г.П.) В 1963 году купил рояль, тогда лишь третий год был женат и дочь еще была маленькая. В квартире — ничего, кроме какой-то кровати и этажерки, ну стол, кажется, был. И вот я купил в комиссионке старый разбитый беккеровский рояль длиной больше двух с половиной метров. Вместо одной ножки подставил березовый чурбан. Сам научился настраивать рояль, причем он был настолько разбит, что на нем играть можно было ну день от силы. Мне из гитарного сделали ключ плоскогубцами, и этим ключом почти каждый день его настраивал. Видимо, у меня был такой возраст, когда учиться не хватало терпения. Но играл, сочиняя что-то свое и получая удовольствие от извлечения самих звуков. Поднимал крышку и перебирал клавиши в порядке, одному мне ведомом. Можно представить, какой грохот стоял. Если дома никого не было, играл на нем часами. Лет шесть у нас был этот рояль. А потом я получил двухкомнатную квартиру. Появилась другая мебель, и роялю не хватило места. Пришлось отдать, просто подарить. Купили пианино. И вот звук нового инструмента настолько мне оказался неприятен, что я больше к клавишам не прикасался. Какой прекрасный голос был у того разбитого рояля. Какое ощущение полета…»
Поиски своего угла — исконно русская тема.
Виктор отдал ей дань, написав печальную повесть «Жилплощадь для фантаста», которую, по сути, еще не прочли. Как пока не прочли по-настоящему «Жизнь как год» и даже «Фирменный поезд «Фомич», никогда не издававшийся в полном варианте.
В 1988 году. Виктор Колупаев был удостоен «Аэлиты».
Выходили книги.
Американцы перевели сборник рассказов, затем немцы.
Когда я писал предисловие к его юбилейной книге, Виктор рассказал: «Две тысячи пятьсот рублей, полученных за американскую книжку, мы решили пустить с Валей на ковер. Тихо приехали в Новосибирск, никому не звонили — стыдно. Уже в «Березке» узнали: на ковры только что подняли цены. А потом под Яшкино поезд стоял пять часов, какой-то ремонт. В итоге опоздали на томскую электричку. Этот чертов ковер, на ногах почти не стою. И вот там, в Тайге, Валя вдруг негромко сказала: «Витя, пойди выпей водки». Одно из самых лучших воспоминаний».
Началась перестройка, сломался быт, сломалась система отношений. Только в 2000 году, в Томске, после почти десятилетнего молчания, вышел в свет новый роман «Безвременье», написанный в соавторстве с Юрием Марушкиным. Моя рецензия в «Книжном обозрении» оказалась единственной. Да и кто будет писать о книге, изданной тиражом в 75 экземпляров?
А итогом многих лет неустанной работы стало поэтическое исследование «Пространство и Время для фантаста» (1994, Томск). Вышла она тиражом несколько большим, чем роман «Безвременье» — 300 экземпляров.
«…Размышлять специально о Времени по какому-то плану мне не требуется, — писал Виктор. — Что бы я ни делал, о чем бы ни думал, старая загадка постоянно напоминает о себе, тревожит, радует и мучает меня. И вторым слоем сознания (подсознания?), что ли, я размышляю о Времени.
О Пространстве и Времени.
Наверное, нет ничего особенного в том, о чем я думаю.
Не я один. Осознанно или неосознанно об этом думают все. Только чаще обыденно: «О! Уже шесть часов вечера!» О быстротекущем времени, о невозвратном времени, о невозможности остановить его или хотя бы растянуть думает, конечно, каждый. Отсюда и печаль, грусть — самые информационные для меня человеческие чувства. В таком состоянии мне хорошо думается.
Классе в седьмом или восьмом, вот уж и не помню точно, я впервые обнаружил, что существуют Пространство и Время. День, ночь, год, расстояние до школы и до леса — это все я, конечно, знал и раньше. Они были обыденными, естественными и понятными. А вот то Пространство, которое само по себе и в котором живут звезды, то Время, которое тоже само по себе и в котором живу я и вся Вселенная…
Это поразило меня в ту зимнюю ночь на всю жизнь.
Весь день падал снег, было тепло, и вдруг разъяснилось и резко похолодало, но в воздухе еще чувствовалась влажность. Я шел из школы. Наш дом стоял на склоне горы, так что с улицы он выглядел одноэтажным, а в глубине двора становился двухэтажным. И мы жили в последней квартире на втором этаже, окнами на железнодорожную станцию. С того места, где я шел, открывался вид на вокзал, железнодорожные пути, забитые составами, прожекторы на стальных опорах, виадук, депо. Там внизу что- то грохотало, лязгало, гудело, переливалось огнями.
Я остановился и посмотрел чуть вверх, потом выше, а затем вообще задрал голову насколько мог.
И тут я обомлел.
Я не понимал, что произошло.
Я вдруг увидел небо объемным. Одни звезды были ближе, другие дальше, а третьи вообще мерцали из бездонной глубины. Они были цветными: голубыми, желтыми, красноватыми, почти белыми. Какие-то странные фигуры, знаки, таинственные письмена образовывали они на небе. И небо было прекрасно, неописуемо красиво, невыразимо красиво и в то же время жутковато своей необъятностью. Я и прежде тысячи раз видел звезды, они и тогда, они всегда были красивы. Но в эту ночь в них появился какой-то скрытый и непонятный для меня смысл…»
Возможно, это и было главным открытием Виктора Колупаева.
По крайней мере, оно позволило ему приблизиться к странной догадке, объясняющей если не все, то многое: «…Я не знаю, каким образом Вселенная может выйти из сингулярного состояния. Скорее всего, эта проблема не просто физическая. Но предположим, что скорость фундаментального воздействия начинает уменьшаться и Вселенная выходит из сингулярного состояния. Это происходит не в шуме и грохоте Большого взрыва, а в тихом Сиянии и Славе».
«Если вам повезет, вы и этот роман не заметите, — не без горечи заметил Виктор в Томске на весьма скромной презентации романа «Безвременье». Действие в этом романе охватывает все Время и Пространство — от возникновения Вселенной до ее конца. — Более того, оно прихватывает и ту Вселенную, которая будет после ее конца».
Работая над романом, Виктор сажал картошку на мичуринском участке, как называют в Томске сады. Надо было жить. Книги не издавались. Старые издательства исчезли, новые не нуждались в романтических исследованиях. И силы были не те. «Конечно, двадцать лет назад я мог писать без передышки целый
