Глеб Бокий и Александр Барченко еще до окончания следствия объявлены врагами народа и не стоило строить иллюзий относительно их дальнейшей судьбы. Но страшнее всего было то, что клеймо врагов народа ложилось и на членов их семей.
Женя очень жалела, что согласилась на эту опасную миссию, но переступить через себя, пойти в НКВД, предать Барченко и Бокия она не могла и теперь видела единственный выход — добровольно уйти из жизни.
«Нет человека — нет суда и следствия, нет ярлыка «дети врага народа», — наивно думала она, собираясь таким образом спасти будущее Анюты.
Но Нюра, видно, почувствовав неладное, вызвала Женю на откровенный разговор, и та, не вдаваясь в подробности, рассказала, что ее разыскивают. Вначале Нюра страшно перепугалась, затем, подумав, сказала, что может ей немного помочь, и устроила послушницей во Свято-Пантелеймоновский женский монастырь в лесной Феофании, единственный сохранившийся женский монастырь.
Жене сразу понравилось огромное, но в то же время почти воздушное, изящное, бело-красное здание церкви Святого Пантелеймона, куда монахини приходили на молитву.
Теперь Женя звалась послушницей Ефросиньей, ходила в черном платке, туго обмотанном вокруг головы, в темных длинных одеждах, скромно опустив глаза, и безропотно выполняла самую тяжелую работу. Она тосковала по прежней жизни, по Анюте, даже по Николаю, но понимала, что пока возврата нет. И будет ли вообще?
На протяжении почти двух десятилетий Женя занималась «безбожницкой» деятельностью в лаборатории, не посещала церковь, а тут ей пришлось искать у нее защиту. Она вспомнила детство, юность, когда, желая чего-то, ходила в церковь на всенощную и горячо просила Бога о помощи. Сейчас она нашла здесь успокоение для души, а простая, бесхитростная жизнь, заполненная физическим трудом и молитвами, ей даже понравилась. В редкие свободные минуты она любила спуститься к источнику Святого Пантелеймона в лесной чаще, в полном одиночестве полюбоваться природой, а по вечерам, не обращая внимания на наступившее похолодание и заморозки, искупаться в бревенчатой купели с водой из источника Святой Марии.
Но церковь была не самое надежное в смысле безопасности место. Закрывались те немногие храмы, которые еще остались в «городе тысячи церквей». Поздней осенью нависла угроза и над этим последним женским монастырем. Его ожидала участь Фроловского и Покровского женских монастырей, закрытых еще в конце двадцатых годов. В эти дни Женя узнала из газет, что «английский шпион, организатор покушения на Сталина, масон» Глеб Бокий расстрелян. Оптимистичное обещание Бокия, что, когда придет время, ее найдут его люди, казалось бы иллюзорным и смешным, если бы не так хотелось плакать.
На всякий случай надумала подготовить путь «отхода», решив, что просто умереть — это большая роскошь, а вот провести научный эксперимент, от которого ее когда-то отговорил Барченко, будет в самый раз. Запись древнего ритуала вхождения в Иной Мир у нее была — когда-то Женя сделала ее на последних страницах дневника. И она начала подготовку. Вскоре все было готово, но она еще сомневалась, не слишком ли торопится…
Но в первых числах декабря, когда во двор монастыря въехал «черный воронок», а за ним тентованная полуторка, она не стала ждать дальнейшего развития событий и сбежала, захватив небольшой мешочек со всем необходимым, который заранее приготовила. Местность она изучила хорошо, а по намеченному маршруту, предвидя эти события, уже не раз проходила. Она быстро пробиралась по лесным тропам к Днепру, а выйдя к реке, направилась вверх по течению, избегая встреч с людьми. Обойдя село Мышеловку, расположенное почти у самой воды, она вскоре вышла к месту впадения реки Лыбедь в Днепр. Ее путь лежал на крутую возвышенность, поросшую лесом, с голой проплешиной вверху — Девич-гору, в народе прозванную Лысой горой.
Это место — как Женя определила, сакральной силы — она облюбовала для проведения эксперимента. Здесь воды Днепра и Лыбеди, сливаясь, образовывали словно вершину треугольника, в основании которого находилась гора. На вершине ее виднелись остатки Лысогорского форта, взорванного в восемнадцатом году.
Свинцовое зимнее небо разрешилось первым снегом, который падал вначале редкими, робкими снежинками, а потом, осмелев, посыпал вовсю и вскоре укрыл все белоснежным покрывалом, но, не успокоившись, продолжал идти. Сумерки наступили быстро, словно упали вместе со снегом, а с ними пришел холод. Руки у Жени зябли, и она отогревала их, сунув в карманы старого мужского пиджака, подаренного Нюрой. Пиджак играл роль пальто, но свою задачу выполнял плохо, особенно когда она оказалась на вершине горы. Белое безумие зимы Женю восхитило и испугало одновременно. Местность неузнаваемо изменилась. Кое-как сориентировавшись, она пошла вдоль высокого земляного вала, читая выложенные кирпичом номера то и дело открывавшихся сквозных подземных проходов-потерн. Найдя потерну под номером два, Женя вошла. Идти стала труднее, здесь было совсем темно. Она достала факел из мешка и зажгла его. На середине потерны открылся подземный ход, и вскоре Женя попала в каземат. Здесь с помощью свечей и факелов она создала магическую пентаграмму, мельком подумав, что она напоминает звезду, и выпила из небольшой бутылочки жидкость с травяным привкусом. Ей было страшно и любопытно. Но больше все-таки страшно, и Женя немного помедлила, прежде чем продолжить…
Часть 3. Красные бусы
Мирослав нетерпеливо кружил неподалеку от прилавков с цветами, нервируя продавщиц, скучающих без покупателей. Увидев Зоряну, поспешил к ней навстречу.
— Показывай, — велела Зоряна вместо приветствия. Мирослав достал фотографию и передал ей. Изображение Зоряны было четкое, как и все окружающее ее, а вот фигура и лицо старухи казались расплывчатыми, смазанными, как будто занесенными извне. Старуха была гораздо ниже Зоряны и словно выглядывала из-за ее плеча. Черты лица лишь угадывались, и было непонятно, смеется она или хочет что- то сказать, о чем-то предупредить.
— Что ты об этом думаешь? — спросил он нетерпеливо.
— Думаю, что ты решил надо мной подшутить. С помощью компьютера и соответствующих программ можно и не такие штучки проделывать. Грубая работа этот твой фотомонтаж!
— Зоряна, слово даю, я к этому не имею отношения и сегодня не Хеллоуин для подобных шуток!
— Хорошо. Предположим, я тебе поверила. Что ты считаешь нам надо сделать?
— Найти ту могилу и положить на место дневник, пропажа которого потревожила дух усопшей! — И, заметив у нее на шее красные бусы, добавил: — И бусы! Тебе не противно вешать на шею всякую дрянь?
— Бусы прилично выглядят и мне нравятся. Чего ты такой взъерошенный?
— Неужели ты не понимаешь, что это фотография призрака?!
— Телевизионная передача «Необъяснимо, но факт» мне тоже нравится, но предпочитаю общаться с живыми, а не с призраками, даже если они существуют. Поэтому надо разыскать тех, кто ухаживает за могилой. А бусы я сейчас сниму. — И Зоряна положила их в сумочку.
— Думаешь, нам следует заняться розысками? — В голосе у Мирослава звучало сомнение.
— Я в этом не сомневаюсь! Более того, я так хочу! — капризно заявила Зоряна и направилась в одноэтажное кирпичное здание, контору. Здесь оптимизма у нее поубавилось. В администрации вместо того, чтобы дать исчерпывающий ответ, начали задавать массу вопросов: номер участка, могилы, когда было произведено захоронение. И в конце концов объяснили, что искать родственников по фамилии покойника — то же самое, что иголку в стоге сена, тем более что не всегда остаются контактные телефоны или адреса близких усопшего.
Ничего не добившись в конторе, Зоряна с Мирославом отправились на кладбище искать могилу. Это оказалось совсем непросто. Их основным ориентиром была ива возле кладбищенской стены, но таких оказалось множество. Пока ее наконец отыскали, прошло больше двух часов. И хотя день уже клонился к вечеру, им повезло: какая-то старушка как раз заканчивала поливать цветы на соседней могиле.
