представил их в Нягани, в собственном коттедже. Она сидит, свернувшись по-кошачьи, в кресле и листает каталог итальянской мебели. Он такой где-то видел в киоске. Потом вспомнил, что до отдельных коттеджей еще далеко. Не все буровые мастера имели. Потом он перенесся в маленький городок средней полосы России, где не был уже лет восемь и где у него была мать и сестренка. Постой, писали, сестренка выучилась на училку. Выходит, не сестренка, а сестра. И парень наверняка есть. Значит, надо или свой дом ставить, или сестре помогать обзавестись хозяйством. Господи, как все сложно-то стало. Первый раз женился, никаких проблем. Она местная, он при деле. Какое хозяйство? Какие свиньи? Жили в балке. Романтика. Детей по причине той же романтики не завели. А тут? Фаломеев вспомнил про беременность Валентины. Ну что ж, пускай рожает. Он ему как родной будет. Потом еще сделаем.
Дело немудреное. В том, что будет мальчик, Фаломеев не сомневался ни секунды.
Значит, братья. Своего он тоже ожидал мужеского пола.
От таких размышлений сибиряк враз повзрослел. Он вообще рос на глазах, в собственных в том числе, за последние несколько часов понял о женщинах, может быть, больше, чем за всю прошлую жизнь. Обычно ошибочно считаем, что мы их понимаем, а спроси, толком не объясним, за что та или иная нравится. Но если хорошенько покопаться в мозгах, образ распадется на множество чудесных мгновений… Как она ест, курит, спит, ручкой делает вот так…
Словом, мелочи… Беда, когда через несколько лет окажется, что ест она с причмоком, заодно прочищая во время трапезы дупла. Курит неловко – кто-то сдуру сказал, будто она красиво курит.
Спит вообще безобразно, все норовит свои чресла на тебя закинуть. А ручкой «вот так» делает, потому что дура, сказать больше нечего, вот и делает.
Но Фаломеев был несказанно далек от таких мыслей и потому терпеливо ждал.
С Виолеттой же происходило следующее…
Оставив своего мужчину по ту сторону офиса, она кивнула секретарше и одновременно диспетчеру босса и решительно толкнула дверь кабинета. В первый момент смутилась, хотя на лице не дрогнул ни один мускул. В кабинете сидел отец ее ребенка. Вальяжный, хорошо выбритый, розовощекий – кровь с молоком. Вернее, коньяк с кровью. И как это раньше она не замечала свинскую сущность его облика.
Честное слово, комсомолец центрального аппарата ВЛКСМ. Шея свиная, розовая. И мочки ушей на просвет. И полтора года она была рядом с ним… Чудовищно. Когда после одной из ссор подруга посоветовала каждый вечер украдкой нюхать его носки – любовь как рукой снимет, пропадет и зависимость, – она пренебрегла. Зато теперь знает: не надо никаких носков, стоит только посмотреть на его уши против света.
– Виолетта, что происходит? Раньше ты никогда не пренебрегала кофе в моем обществе. Вот Вадим о тебе справлялся. Куда наша козырная дама делась?.. – пожурил ее шеф.
Вадим повернулся лицом к ней. Взгляд у него был добродушно-вопросительный.
Знает, все знает про босса, подумала Виолетта, эта сволочь наверняка похвалялся. Слава богу, про беременность не успела сказать. А почему нет?
Врезать, что ли, по рогам? В штаны нагадит, он, говорят, с барышней начальника амуры крутит.
– Сидите, мальчики? Ну-ну, сидите. Радио бы хоть включили… – загадочно улыбаясь, сказала Виолетта.
– А что – радио? – насторожился шеф. Вадим непроизвольно поменял позу.
– Коммунистическое большинство в парламенте новый законопроект приняло – национализируют вас всех с вашими конторами. Владельцам по пять тысяч долларов оставляют, а директоров коллектив будет отныне избирать.
Говорила она без тени улыбки. В душе у нее поднималась сладкая волна удовлетворения содеянным. Инфаркт хватит – да и черт с ними.
Это было до сумасшествия похоже на правду. Главное, ни тот ни другой новостей из парламента не слушали, считая одних депутатов пустобрехами, других хапалами вроде себя, – кто ж под собой сук рубит… Однако…
– Да, чуть не забыла, Вадим, отца вашего сняли. Какого-то Егоркина назначили из аппарата президента. Не слышали про такого? Чем-то он им люб стал.
А ваш не люб.
– Егоркин… Егоркин… Не могу вспомнить… Это не тот, что ректором в МИИТе был?..
На Вадима было больно смотреть. Не лучше смотрелся и шеф.
Виолетта пожала плечами.
Шеф вызвал секретаря-диспетчера. Она, как вошла, сразу поняла, что дело швах.
– Ты утром радио или телик смотрела?
– Смотрела.
– Ну?
Секретарь беспомощно хлопала глазами.
– А-а-а… МузТВ все крутите. Тьфу… Новости надо знать… Что это? – спросил он про лист бумаги, протянутый Виолеттой.
– Увольняюсь.
– Бежите? Как крысы с корабля…
– Ты погоди, погоди…
Вадим пытался набрать на сотовом своего отца.
– Идиоты… – непонятно про кого, наверное про депутатов, выдохнул шеф Виолетты и в свою очередь начал набирать номер на своем сотовом.
Почему ни тот ни другой не воспользовались обычными телефонами на столе, совершенно непонятно.
– Я к себе сбегаю, звони, если что прояснится, – сказал Вадим, взяв себя в руки.
– Погоди… Борис? Борис, ты ничего не слышал, что там с утра эти мудаки в Думе утвердили?.. Нет? Источник верный. Национализацию удумали… Кто-кто? А как ты думаешь? Дядюшка Зю и команда… Вся надежа на президента теперь…
Виолетта и верила и не верила собственным глазам и ушам. Как все оказалось легко. Поверили. Значит, сидит еще в них червяк смрадный. Гложет. Спать не дает. Может, и любить по-человечески не могут из-за того. Деньги, деньги, деньги! Или порода их такая? Недочеловеческая. Не глаза, а два никеля номиналом в доллар.
– И куда же ты теперь? – спросил Вадим.
– Куда? – Виолетта подошла к стеклу, отогнула жалюзи и постучала, показав одновременно на дверь. – Вот. Вадик, познакомься, Фаломеев Алексей. Сибиряк.
Мужчина… Как твоего отца звали, Алексей?
– Панкрат… А что? – встревоженно спросил Фаломеев при виде начальников Виолетты.
– Панкрат… – она попробовала имя на вкус, – Панкрат. Звучит ничуть не хуже, чем Михаил. Михаил Вадимович Саперов. Будет Панкрат Алексеевич Фаломеев.
Не возражаешь?
– Не возражаю. Я его на себя запишу, – согласился Фаломеев, внутренне соображая, что тут что-то не то.
Мелькнула у него мыслишка о розовощеком, но он с легкостью отмахнулся: какая кому разница, куда брызги полетят…
Они вышли, оставив одного вспотевшего и одного растерянного начальника, причем второй попал в такую ситуацию впервые.
Виолетта протянула свое подписанное у начальника заявление в соседней комнате. Ей незамедлительно выдали под расчет и за двухнедельный отпуск. Она не была в отпуске два года.
Глава 56
ЛАРИН
Хотя операция была просчитана уже сотни раз и все шло по плану, Чернова не покидало смутное беспокойство, что чего-то он не учел, не взвесил, до конца не прочувствовал. Уж слишком гладко все проходило. Без сучка без задоринки. А это, Чернов знал по своему многолетнему опыту, было нехорошим предзнаменованием.
