похабности ситуации — это реализовать свое численное преимущество — которое, как он считал, у него есть. И уж потом переходить к следующей фазе боевой операции…
Так на снежной равнине где-то неподалеку от первого соловья вдруг прорезались трели еще одного — по общему счету третьего.
Стоявшие на галерее дружно повернули туда головы — и все! Слов у них больше не было. Даже последнее, сказанное Еленой, казалось уже слабоватым.
Когда же опять разъярившийся Жотов решил дать достойный ответ и уравнять диспозиции — и к трем сладкоголосым певцам подключился четвертый — рядом со вторым, — гость внезапно расхохотался.
Елена и Заза с непониманием на него посмотрели — выглядело это довольно странно.
Гость в ответ лишь махнул рукой: дескать, не обращайте внимания — нервное.
А соловьи все пели и пели — истово, самозабвенно, то радостно, то печально, сначала вразнобой, как бы соревнуясь друг с другом, стараясь пересвистеть и каждый держась наособицу, а затем, постепенно, подчиняясь возникшей гармонии, все больше и созвучнее переплетаясь своими голосами — так, что рокот одного ладно дополнялся пощелкиваниями других, а свист второго, томно затихая, на другой ноте подхватывался третьим, и остальные, немного пригасив звук, изящными фиоритурами расцвечивали его сольную партию, чтобы потом влиться в нее мощным совместным крещендо, угаснуть в диминуэндо, распасться на отдельные негромкие арабески, нащупывая новую общую тему, которую поведет кто-нибудь из них, а другие, подпевая, помогут…
И зачарованная Елена в конце концов застыла, внимая и наслаждаясь, и Заза перестал рыскать глазами вправо и влево в тщетных попытках разглядеть хоть один источник этих звуков и теперь если и смотрит — то изредка, украдкой и как-то странно — на хозяйку. И быстро отводит взгляд — будто боится, что его за этим застигнут или разглядят в его слюдяных глазках что-то глубинное, затаенное, спрятанное и от себя тоже. Даже гость прекратил хохотать — осекся, затих, слушает. И все работники высыпали из многочисленных помещений — кто в чем — и стоят, не замечая стужи. А кто-то из женщин сковыривает со щеки сосульку-слезу: как же хорошо-то, а, как сладостно!
И снаружи поместья солдаты так заслушались, что забыли про командиров, про воинский долг, про бдительность, — стоят, расслабившись, вольно, как гражданские, со свободными мирными лицами — даром что в форме и при оружии. Да и командиры их — кто не в штабной машине генерала взглядом ест — тоже какими-то другими сделались, совсем не воинственными и как бы выпавшими из
А соловьи все поют и поют, да так красиво, так ангельски, словно и не к птицам обращаются, не к людям, не к природе, а непосредственно к небесам: Господи, вот здесь, посмотри, на этой вот самой земле, пусть и холодной сейчас, неприютной, но ведь может же, может быть рай! Ну почему нет, Господи?!.
Кто знает, может, Всевышний в конце концов и услышал бы этот слаженный восхитительный хор, но…
Генералы, почувствовав, что в войсках началось разложение, осознав, что решающий час пробил и медлить больше нельзя, одновременно выскочили из штабных машин и с криком: «Заводи!» — устремились к бронетранспортерам.
Залезли наполовину в башню, придали верхней своей половине, торчащей из люка, бравый вид и скомандовали:
— Подрывай!
С грохотом, мигом заглушившим все, стена в двух местах обрушилась, обнажив сквозные, затянутые лишь дымом, взметнувшимся снегом и кирпичной пылью, проемы.
— В атаку! Вперед!
Грянула музыка, взлетели в небо первые салюты, рассыпавшись наверху огненными шарами и букетами, и две боевые машины с двух сторон въехали сквозь пробитые бреши в поместье!
Это было эффектно!
Во всяком случае,
Бэтээры ненадолго притормозили, являя зрителям свое навершие в виде взявших под козырек генеральских бюстов, затем взревели моторами и, лихо рассекая снежную целину, по прямой покатили к замку. Следом за ними с криками «ура!» по колее побежали солдаты.
В этой бравурной кутерьме остались совсем не замеченными четыре белые фигуры, которые восстали из снега обрубленными по плечи или по грудь — в зависимости от толщины покрова — привидениями, продолжая петь. Однако их уже никто не слышал…
Стоявшие на галерее постепенно отходили от шока. Все же переход от сладостного пения к грубому вторжению был слишком молниеносен.
Первым отошел Заза. Он выступил вперед, прикрывая собой хозяйку, достал из кармана рацию, коротко в нее скомандовал и полез под куртку за пистолетом. Из дома выскочили два охранника, у въездных ворот и одного из подсобных зданий появились люди с автоматами. Заза начал пятиться, спиной оттесняя хозяйку ко входу в дом.
Вторым отошел гость. Быстро просчитав ситуацию, он понял, что генералы про Зазу ничего толком не знают, его решимости в своих планах не учли, а значит, возможно всякое. Стрельба в его планы не входила, поэтому он тронул Елену за руку.
— Спокойно, все в порядке, я с этим разберусь. — И добавил, кивая на спину телохранителя: — Остановите его.
Елена перестала отступать, уперлась рукой в Зазину спину и сказала:
— Все, все, успокойся, не надо.
Тот нехотя остановился, но оружие не убрал. Охранники встали рядом с ним, люди с автоматами продолжали бежать к замку.
От упоения, тряски, вздымаемой машинами снежной пыли, салютных всполохов, следующих один за другим, и ревниво скошенных в сторону друг друга взглядов генералы из происходящего в поместье ничего толком не видели. Так, общие контуры. Поэтому и к сюрпризу приготовиться не смогли.
Наконец оба бронетранспортера, напоследок качнувшись, застыли перед входом. Музыка и салюты тут же прекратились. В наступившей тишине полководцы молодцевато соскочили с брони, отряхнулись, оправились. Вскинули орлиные взоры на группку людей, чтобы найти вожделенную прелестницу… и не нашли — могучие тела охранников прикрывали ее надежно. Зато ровно по курсу стоял тот, кого они меньше всего ожидали здесь встретить! Стоял и усмешливо за ними наблюдал…
Теперь настала их очередь впасть в шок. Сам порученец!.. здесь… зачем?! Кой черт его сюда принес?! Тоже решил приударить? Но он же вроде из
Да, это было не просто фиаско, это был крендец полный! Перебежать дорогу страшно даже сказать кому — нет, такое уже не прощалось!
— Ну, — легко читая их мысли и дождавшись нужной, с издевкой спросил порученец, — и как мы все это будем объяснять?
И тут оба отставника показали, что не зря много лет носили большие золотые звезды и широкие лампасы, нет, не зря! Какой-нибудь лейтенант в такой ситуации просто бы исчез — растворился бесследно в пространстве, не оставив даже сапог, капитан бы, все осознав, немедленно застрелился, майор сошел бы с ума и стал пороть полную чушь, а полковника с подполковником хватил бы удар, но генералы… нет… их так просто не возьмешь… Им даже переглядываться не надо было, чтобы договориться: во попали, все, перемирие, выступаем единым строем.
— Докладываю! — выпучив для пущей искренности глаза, отрапортовал Мотнёв. — Прибыли в целях охраны и сопровождения!
— Так точно! — вступил Жотов. — Во избежание, так сказать! — И, понизив голос, добавил: — Был сигнал.
— Да? — как-то особо глумливо удивился порученец. — Неужели сигнал?
