Лишь бы найти к сроку Силы — постичь Книгу; Лишь бы, взрастив сына, Дать ему наш ключ К ржавым замкам Рока, К правде и лжи Ига, К белым дворцам Солнца Там, в глубине туч… Женский голос — подхватывая
Сердце свое выну, Брошусь навстречь карам, Под громовой топот Цокающих коней, Лишь бы вручить сыну Горьким святым даром Наш роковой опыт Этих ночных дней! Голос неизвестного юноши, который еще недавно был мальчиком
Это — тупик мой. Вся пройдена Топь Афродиты Народной; Плотностью чувств безысходно Жизнь моя отягощена. Только сладчайший Голос со дна Слышится — темный, прохладный… Иль богоборческих царств глубина Хлябью манит многоводной? Женственный голос из глубинной крепости Друккарга
В темном краю Муку свою Столько столетий, как пленница, пью… В этом жилье В мертвой земле, Бодрствуют духи с рукой на копье… Дни — как гроба… И, как раба, Жду, что сулит мне врагинь ворожба… Голос внезапно изменяется: не сопрано, но глубокое контральто мягко слышится оттуда же, странно похожее тембром на звучание предыдущего, точно голос старшей сестры:
— Строг судия — Бог бытия Догмат-секиру возмездья куя… Сладко мое Жжет лезвие Тех, кто склонится ко мне в забытье. В темном краю Саваны шью Над паутинною пряжей пою. Неизвестный юноша
Кто это? кто это? Что нам пророчат Смутные песни вещих подруг? На Цитадели протяжно и тяжело бьет шесть. Бесстрастный голос с вышины
День кончен. Первая Стража Ночи Вступает в круг. Карна
Хлынули сумерки — смуры и бурны: Дети ущерба снуют во мгле, В вечных тенетах скорби и скверны, Ниже и ниже — к мертвой земле. И, надвигаясь на море и горы, Ночь мировая глядит в зрачки, Приоткрывая ларец Пандоры{28} Медленным волхвованьем руки.
