«Пожалуйста, не спорьте. Сделайте, как вас просят. Поверьте, мы о-очень устали».
Я выдерживал эти взгляды секунд двадцать.
Потом вернулся на отведенное мне место, положил правую руку на гладкий затылок толстяка и отчетливо произнес:
— Пятнадцать пробелов, два шифта одновременно, «У» заглавная, «Д» заглавная, что там дальше, «О»…
Толстяк под моей рукой чуть присел и закрутился медленным волчком, тихонько похрюкивая.
Стоящий рядом Лампочка улыбнулся во весь рот.
— …«П» заглавное, «р» малое, «и» малое, «к» малое, «а» малое, «з» малое, точка. — Я закончил трансляцию очередной порции данных и поднял глаза на очкарика: — Это все? Теперь я могу идти?
Я чувствовал усталость. Усталость и странную опустошенность.
— Еще минуту, пожалуйста, — попросил он. — Осталось передать информацию на принтер.
— Какой еще принтер? — спросил я и тут же вспомнил, что рядовой Чеба тоже упоминал какой-то принтер, который якобы удалось спасти от гнева разъяренного поклонника «Динамо» (Тбилиси).
— Сейчас… — Очкарик двумя пальцами коснулся переносицы и покачал головой. — Забыл. Кто у нас отвечает за драйвер?
— Я! — отозвался один из солдат.
— Хорошо. Андрей… Ребята… — Он обвел взглядом ряды подчиненных. — Напряжемся в последний раз. Осталось немного. Чуть-чуть. Парни… Андрей… Давайте, давайте… — Он махнул рукой, усталый, как тысяча рудокопов.
Пятерка «маленьких лебедей» пришла в движение. Рядовые синхронно сделали шаг вперед и, не размыкая рук, растянулись в стороны. В поле моего зрения попал стоящий на тумбочке принтер, который до этого загораживали «лебеди». Принтер был старый, еще матричный, однако зеленая лампочка на корпусе сигнализировала, что аппарат готов к работе.
Один рядовой, до сих пор не задействованный в наших «играх разума», печатая шаг, подошел к тумбочке и встал рядом с ней, одной рукой взяв за локоть крайнего «лебедя» и опустив вторую на заднюю панель принтера. Другой, кого очкарик назвал Андреем, замкнул цепочку между «лебедями» и мною.
— Готовы? — спросил командир, глядя главным образом на меня.
— Отлично.
Он прочистил горло, вытянулся в струну, и пространство казармы от стены до стены заполнило громогласное:
— РОТА-А-А! ПРИНТ!
Я вздохнул, через куртку чувствуя тепло чужой руки, и вместо какой-нибудь колкости или неуклюжей шутки сказал:
— Передаю данные на печать.
— К передаче данных готов, — серьезно ответил Андрей.
— Понеслась! — Я самую малость сжал пальцы на вспотевшем затылке толстяка.
Толстяк присел и снова завертелся, похожий на разматываемый клубок. Лампочка заулыбался с риском порвать губы. Я вздрогнул, когда мое плечо в том месте, где его касалась рука Андрея, словно иглой, кольнуло слабым разрядом тока, но тут же напомнил себе, что так бывает. Сплошь и рядом, и виной тому так называемое статическое электричество.
«Так бывает», — мысленно повторял я снова и снова, глядя, как один за другим вздрагивают «лебеди». «Бывает…» — когда передернул плечами рядовой, по всей видимости выполняющий роль ЛПТ- разъема. «Бывает и не так», — продолжал верить я, даже когда на панели принтера перемигнулись лампочки передачи данных.
И только когда под противный писк иголок из выходной щели показался край листа, я вышел из оцепенения.
— Эй, пиджак! Куда пошел? — кто-то крикнул в спину, когда я, расталкивая «лебедей», начал пробираться к принтеру.
— Дай сюда! — сказали рядом. Сразу две руки легли мне на плечи, но я решительно стряхнул их и поднес к глазам еще теплый листок.
Вверху листа по центру располагался заголовок: УДОСТОВЕРЕНИЕ
Далее, с красной строки шел текст:
Сим удостоверяется, что Кривцов Роман Георгиевич (далее — дедушка Рома) в соответствии с указом министра обороны от 02 ноября выслужил установленный срок срочной службы и подлежит немедленной демобилизации. Воинские проездные документы выписаны до пункта г. Бузулук, Оренбургской обл. На пути следования военным патрулям предписывается оказывать дедушке Роме всемерное почтение.
В ожидании решения об увольнении дедушке Роме строго запрещается:
1. Ходить быстро, тем более бегать.
2. Говорить громко, кроме тех случаев, когда дедушка хочет поделиться боевым опытом с молодыми военнослужащими.
3. Реагировать на команды «Подъем», «Отбой» и все промежуточные, если только они не отданы: а) вежливо, б) вовремя.
4. Отзываться на обращение по званию.
Дедушке Роме разрешается все, что не противоречит пунктам 1–4.
И уже внизу листа, апофеозом казарменного романтизма шли шесть зарифмованных строк:
Я не смог дочитать глупый стишок. Впрочем, он успел мне осточертеть еще в исполнении Гаурии, потом заикающегося буфера, модуля памяти и, наконец, в моем собственном, когда я сливал данные на диск. За спиной прошлепали босые пятки, и чья-то голая рука бесцеремонно отобрала у меня листок, оставив на белой бумаге отпечатки влажных пальцев.
— О! Клево получилось! — Курчавый, он же новоиспеченный дедушка Рома, в одних трусах, весь блестящий от пота, с одобрением рассматривал результат коллективного творчества. — «Пива бочка, водки таз, батьки Путина приказ», — кивая в конце каждой строчки, дочитал он и резюмировал: — Класс! Хоть сейчас в альбом!
Разгулявшийся дождь лил в глаза, затекал в уши, заливал за воротник. Брызги, разлетающиеся из-под подошв, мало-помалу окрашивали штанины однотонно-коричневых джинсов в цвет «хаки». Я не замечал дождя, не обходил луж и ни разу не вспомнил про сложенный зонтик, которым ожесточенно размахивал, отмеряя шаг.
«Киберпанк! — думал я, шагая мимо плаката про винтовку, ласку и смазку. — Натуральный армейский киберпанк! Красноказарменный! Бессмысленный и беспощадный».
Нашей армии не нужна качественная техника, опытные командиры, современное оружие. Зачем?! Дайте этим парням автоматы Калашникова, немного, по одному на взвод, да еще без счета выдайте вафельных полотенец, зубных щеток и спичечных коробков. Тогда тот, кому достанется автомат, выйдет в одиночку против любого числа врагов и будет счастлив. Да-да, счастлив, потому что ему по крайней мере хоть какое-то время не придется бриться полотенцем, драить полы зубной щеткой и измерять площадь казармы спичечным коробком под монотонное «вжжж-вжжж» большой зеленой пуговицы, которое только и помогает старослужащим не сойти с ума в ожидании увольнения.
Поравнявшись со ржавым памятником былому величию Российской Армии, я в сердцах пнул по колесу то ли зенитной, то ли… — да гаубицы же, черт ее возьми, гаубицы! — и скривился от боли, когда древняя шина на поверку оказалась литой и очень твердой.
