охватывали все большие опасения. По нескольку раз на дню она рассматривала и трогала груди, выкуривала по целой пачке сигарет – но нет, грудь не болела, никакой рвоты не было и в помине, а ведь все возможные сроки уже прошли! Пат никак не решалась отправиться к врачу, а на Стива смотрела с ненавистью и одновременно с каким-то диким вожделением и каждую ночь, словно мстя ему за свои дневные страхи, не выпускала его из себя часами. Порой она ловила на себе его косые быстрые взгляды, которые могли означать только то, что он обо всем догадывается и тайно торжествует.
Тогда Пат решила взять себя в руки и подождать, по возможности, спокойно, еще некоторое время. На студии, как всегда в конце зимнего сезона, было затишье, и Пат рьяно взялась помогать Стиву в строительстве нового дома. И, как обычно, чем больше входишь в дело, тем сильнее оно начинает увлекать. Через неделю Пат уже разбиралась в тонкостях деталировок, в новых течениях в архитектуре и могла перечислить все фирмы, имеющие к этому отношение. Она не давала себе ни минуты, чтобы остановиться и вспомнить о своем нерешенном до сих пор вопросе: из телецентра мчалась в архитектурную контору «Кон- Педерсен-Фокс», оттуда – в Боу-Хилл, затем – в строительные маркеты и снова на студию.
– Ты тратишь бензина больше, чем какой-нибудь нью-йоркский таксист, – смеялся Стив, очень довольный тем, что она приняла в новом жилище столь горячее участие.
Так прошла еще пара недель. Пат, казалось, удалось заставить себя забыть обо всем, что не касалось работы и постройки, но как-то рано утром, когда она, торопясь, в последний раз пробегала расческой по уже длинным, доходящим до лопаток волосам, Стив жестко взял ее за руку.
– Сейчас мы поедем не на работу, а в клинику.
– Что? О чем ты говоришь? В какую клинику? – нарочито громко возмутилась Пат, заливаясь при этом густым румянцем.
– Ты сама знаешь, о чем я говорю и в какую клинику.
– Но этого не может быть, у меня спираль и, вообще, с чего ты взял? – слабо отбивалась она, но Стив молча и медленно расстегнул ее блузку и твердо положил ладони на груди, чуть сжав их – и Пат тут же покорно замолчала, ибо сразу ощутила то состояние болезненной тяжести, которое так хорошо помнила по первой беременности и которое так боялась обнаружить сейчас.
И туда и обратно они ехали молча, только рот Пат был прикушен до боли, а на губах Стива играла счастливая улыбка.
– Видишь, все произошло, как и должно было произойти. Даже твоя спираль не помогла. Я еще раньше проконсультировался по этому поводу. Все будет хорошо, разве я ошибался в этом когда-нибудь?
Пат, ничего не ответив, вытерла злые слезы. Как он смеет распоряжаться ее телом? Ее судьбой в конечном счете?
– И не вздумай устраивать глупостей, – неожиданно строго, как отец дочери, добавил Стив, но закончил искренне и трогательно: – Я буду любить тебя. Буду.
Но в эту ночь Стив впервые за несколько месяцев не вошел в спальню жены.
Рано утром Пат уехала на студию и закрылась в своем новом, слишком просторном для одного человека кабинете.
В этом году ей исполнялось тридцать лет. Признанная ведущая подающего большие надежды канала Си-Эм-Ти, что давало отличные перспективы творческого роста, популярности, гонораров. Мать очаровательной девочки с блестящими, как утверждали школьные учителя, да и просто окружающие, способностями и незаурядной внешностью; девочки, которая растет такой, вероятно, отнюдь не благодаря ей, а стараниям бабушки с дедушкой и – тут Пат сдвинула тонкие шелковистые брови – талантливому красивому отцу. И наконец, муж, о каком на самом деле можно только мечтать: умный, интересный, богатый, добрый, настоящая поддержка при любых обстоятельствах, но…
Об это «но» Пат спотыкалась каждый раз, когда доходила в своих рассуждениях до позиции Стива. Как же, обладая всеми этими качествами, он может так насиловать ее независимость? Обида застилала рассудок, но в глубине души Пат понимала, что своим возмущением она просто-напросто пытается уйти от одной малоприятной истины: восемь лет назад она не смогла или не захотела отказаться от предложения Стива стать его женой, заведомо зная, что ни о какой любви тут речи не идет. И, значит, в сегодняшней ситуации она виновата сама, ибо никаких претензий Стиву предъявить не может. Он сделал все, чтобы вытащить ее из бездны, куда она неминуемо скатывалась после гибели Мэтью, он спас ребенка, он вырастил из нее настоящего тележурналиста, он добился того, что она превратилась в настоящую женщину, а их семья – в настоящую семью. Почему же теперь она отказывает Стиву в том единственном, чего ему не хватает?
Но тут из самых недр ее существа рвался другой вопрос: почему же это надо делать без ее согласия, без ее доброй воли? Разве это несчастное существо, уже начавшее в ней свою жизнь, не является и ее плотью и кровью? Да, это не случайное дитя Мэтью, зачатое между курением марихуаны и чтением Юнга. Это целенаправленное, осознанное стремление Стива иметь ребенка, которое, как казалось Пат, реализовалось каким-то мистическим способом. Убить эту тайну? Эту жажду? От одной такой мысли по телу Пат пробежала волна ледяного озноба. Но рожать? Пат уже сейчас отчетливо сознавала, что на этот раз ее внутренняя зависимость от ребенка будет гораздо больше: она стала взрослой женщиной, понимающей ответственность и умеющей наслаждаться своими глубинными ощущениями; к тому же ее организм, став более зрелым и крепким, видимо, вполне легко перенесет это состояние, не омрачая его тошнотой, разбитостью и тому подобными неприятностями, мешающими женщине сосредоточиться на сладостном процессе вынашивания. А это значит – прощай ее работа, требующая полной самоотдачи и только при ее наличии имеющая смысл. Прощай даже чисто внешняя возможность поступать и мыслить, как заблагорассудится… Разве этого она добивалась?
Что делать? Пат, не обращая внимания на раскалившийся телефон, прикуривала одну от другой уже четвертую сигарету. Еще раз поговорить со Стивом? Но она вспомнила его ледяной взгляд при словах «не вздумай делать глупости» и тут же отказалась от такой попытки: решения Стива не сиюминутны, а значит, бесповоротны; именно поэтому он такой настоящий и надежный. Пойти к психоаналитику? Но то унижение, которое Пат испытала в холле Института биоэнергетики, навсегда отвратило ее от обращений к такого рода специалистам. Позвонить маме? При этой нелепой мысли Пат даже улыбнулась. Ответ будет однозначным – Селия всегда хотела иметь большую, настоящую английскую семью, и только боязнь отца оставить детей нищими не дала ей этого сделать. Но, кажется, мама – Пат смутно припомнила какой-то подслушанный ею в юности разговор на эту тему – обходилась без абортов, как истинная протестантка допуская к себе мужа лишь в установленные церковью дни. Бедная счастливая мама! Рядом не было ни Кейт, занимавшей теперь пост вице-директора канала в Египте, ни Брикси, которую Бог где-то носит, наверное, вместе с ее летчиком. Телефон звонил не переставая, и Пат, наконец, сняла трубку.
– Патти, что случилось? – Голос Стива был искренне взволнованным. – Я звоню тебе уже второй час. Неужели ты все еще сидишь и взвешиваешь «за» и «против»? Глупенькая, с малышом всем станет только
