Весь остаток дня Пат придумывала веские причины, чтобы Стив отправил в Токио именно ее и непременно одну, но за ужином все разрешилось на удивление просто. Стив сам заговорил об уходе со сцены великой Ямагути, ибо это действительно было событием в мире кантри-мьюзик.
– Я бы отправил туда тебя, потому что никто другой не сможет с нужным тактом провести это интервью, – задумчиво сказал он, а сердце Пат едва не выскочило из груди. – Но перелет очень тяжелый, с долгими пересадками в Лиссабоне и Исламабаде, к тому же перепады климата… Малышу будет трудно.
– Боже мой, Стиви, этот малыш еще всего пара сантиметров, а я, сам видишь, чувствую себя лучше, чем до… – Пат ужасно не хотелось произносить слово «беременность». – А сегодня я встретила Шерс, и этот ее летчик как раз летит послезавтра в Токио на военном самолете и возьмет меня. То есть Брикси мне это уже предлагала, но я хотела сперва посоветоваться с тобой, – бесстыдно, уже не краснея, врала Пат. – Там будет всего одна посадка в Тель-Авиве, и времени на полет в два раза меньше.
– Я должен сам поговорить с ним.
Пат съежилась, но Стив уже набирал какой-то номер.
– Куда ты звонишь? В летной школе его уже давно нет, а фамилии я даже не знаю, – лепетала Пат, пытаясь как-нибудь остановить мужа.
– Не волнуйся, я звоню Брикси домой. Разве ты не знаешь, что я не выпускаю из поля зрения никого из своих бывших подчиненных? – Стив хитро подмигнул. – Но к прошлым увлечениям я не возвращаюсь никогда.
Пат оставалось только сидеть и ждать своего разоблачения.
Однако, летчик оказался на высоте – видимо, Брикси здорово вышколила своего капитана – и Стив вздохнул вполне удовлетворенно.
– Все-таки с этими военными легко иметь дело, если, конечно, речь не идет о том, чтобы пошевелить мозгами. Я сам отвезу тебя к церкви.
Оба следующих дня Пат, терзаемая угрызениями совести, старалась быть к Стиву как можно ласковей, одновременно боясь переиграть. Насторожить чуткую интуицию мужа было очень легко. И все же желание Пат освободиться было так велико, а радость от скорого исполнения этого желания так искренна, что она без труда убедила Стива, что эти ее эмоции относятся исключительно к предстоящему визиту в Японию, которую Пат и вправду очень любила. И только когда у тяжелых чугунных ворот церкви Стив крепко, по- мужски, пожал руку Хаваншите, уже одетому в полевую форму, из глаз ее неожиданно брызнули горячие слезы, и она всем телом прильнула к мужу.
– Мне будет плохо без тебя, Стиви, – честно призналась Пат. – Я…– И она уже по-настоящему заплакала, давая в этих слезах выход всем нравственным мучениям последних месяцев.
Не ожидавшие такого прощания, хотя и по совершенно разным причинам, мужчины немного растерялись.
– Зато ты привезешь потрясающий материал, уникальный, – подбодрил ее Стив и нежно вытер ее слезы. – Ну, удачного полета, девочка! – И он подтолкнул Пат к пестрому военному джипу.
Хаваншита посмотрел на часы и, взяв Пат под локоть железной рукой, помог сесть на переднее сиденье.
И джип, рыча, рванул в сторону Потсвилла.
Весь полет Пат была предоставлена сама себе. Хаваншита, менявшийся с другим пилотом, произнес, обращаясь к ней, едва ли фраз десять; и то это были предложения поесть, отдохнуть и объяснения насчет посадки. К тому же этим обращениям неизменно сопутствовала слегка презрительная и несколько удивленная улыбка.
В Токио, все так же молча, они купили все, что требовалось, и той же железной рукой Пат была препровождена в «Ориентал» – шесть этажей над землей плюс один подземный. Перед ними, как из-под земли, возникла маленькая японка, похожая на фарфоровую куклу с голыми руками и ногами, и Хаваншита, отведя ее в сторону, что-то сказал ей.
– Жду вас завтра утром здесь же, в десять двадцать, – все с той же полупрезрительной улыбкой повернулся он к Пат и удалился, высоко неся голову в летной фуражке.
Усадив Пат в кресло, медсестра на ломаной смеси языков долго спрашивала ее уж Бог весть о каких подробностях, заполняя бумаги, а затем привела в белый, залитый резким безжизненным светом кабинет.
У окна, скрестив на груди руки с тонкими длинными пальцами, стоял врач, показавшийся Пат идеальным воплощением самурая. Удлиненное, нежное, тонко очерченное лицо можно было бы назвать даже женственным, если бы на нем не светились холодным и острым металлическим блеском глаза. Перед ней стоял Восток, непроницаемый и равнодушный. И Пат стало вдруг непереносимо страшно и невозможно раздеться здесь, сейчас перед этим утонченным японцем и распахнуть перед ним недра своей плоти. Она неподвижно стояла у двери.
– Ложитесь, – на идеальном оксфордском английском произнес врач. – Это всего лишь осмотр.
Пат так и не двинулась с места.
Тогда японец посмотрел на нее в упор. В его глазах стоял тусклый отблеск заходящего солнца. И Пат начала раздеваться, даже не смея посмотреть, отвернулся ли он.
Через несколько минут он тем же бесстрастным голосом давал указания кукольной медсестре.
– Сделайте миссис Шерфорд экспресс-анализы, УЗИ и проведите в шестую палату. Скажите Норико, операция через полчаса в шестой.
В полном молчании с ней были проделаны все необходимые манипуляции, после чего в той же звенящей тишине Пат повели наверх. Не было видно ни одного больного, не слышно ни единого звука, и даже сам воздух казался разреженным, как высоко в горах. В глазах у Пат мутилось.
Но палата оказалась вполне европейской, небольшой, но удобной.
– Переоденьтесь, – медсестра протянула ей хрустящий пакет с чем-то белым. – Я приду за вами.
