Летчик быстро выполнил приказ командира. Через минуту он скрылся за лесом.
Дымченко сделал резкий разворот. Высота катастрофически падала. Лес набегал. Еще мгновенье, и самолет, срезав плоскостями верхушки молодых деревьев, упал на землю. Все было кончено.
Очнувшись после падения, Дымченко, кряхтя и охая, вылез из кабины и вытащил охваченного пламенем штурмана. Оба отползли от самолета в кусты и стали делать перевязку. У штурмана обгорели уши, волосы. Когда раненый был хорошо замаскирован, Дымченко приказал стрелку-радисту Колину отправиться к самолету и вести наблюдение, а сам остался возле Хрусткова.
Колин убежал. Оставшись один, Дымченко полез за картой. В этот момент на опушку вышло двое ребят. Дымченко окликнул их, но хлопцы оставались на месте, внимательно рассматривая летчика.
— Вы кто, — крикнул наконец один из них, — немцы или наши?
— Эх, мать родная, — вырвалось у Дымченко, — свой своего не узнает!
Услышав русскую речь, ребята подбежали и тут же сообщили офицеру, что фашисты разыскивают подбитый самолет.
— А ведь вам, дядя, уходить надо. Подождите минутку. — Оба вскочили и скрылись за деревьями.
Вернулся Колин. Летчики, подняв Хрусткова, углубились еще немного в лес и стали ждать. Время шло томительно долго. Прошло полчаса, но вот среди деревьев замелькали женские платья. Это ребята привели с собой свою учительницу и ее дочь. Обе они наблюдали из села за падающим советским самолетом. Как только дети сообщили им, где он находится, Александра Гавриловна Доброхотова с дочерью Ритой отправились на помощь летчикам.
Учительница немедленно послала Риту за лошадью, а сама осталась в лесу. Вернулась та поздно вечером, Хрусткова, Дымченко и Колина положили на подводу, забросали сеном и привезли в село. Врача здесь не было. Только ветеринар. Пришлось позвать его. Тот пришел и оказал летчикам первую медицинскую помощь.
Ночью Александра Гавриловна увезла Дымченко и его товарищей из села. Через несколько дней они прибыли в Медынь, где находились советские войска. Горячо благодарили летчики Александру Гавриловну и Риту за спасение.
Впоследствии стало известно, что в тяжелые дни отступления советские патриотки Доброхотовы спасли жизнь многим советским бойцам и командирам. За мужество и отвагу Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР мать и дочь Доброхотовы были награждены: Александра Гавриловна орденом Отечественной войны, а ее дочь Рита — орденом Красной Звезды.
Эта история о спасении экипажа советского бомбардировщика в общих чертах мне была известна давно. Но тут, в полку, мне рассказали обо всем более подробно, как говорится, во всех деталях. Услышал я ее, конечно, не от самого Василия Ивановича, а от его сослуживцев, в частности от замполита полка майора Петрова.
Узнав о нашем разговоре, Дымчанко долго ворчал, что ему не нужна реклама и, мол, ничего особенного не случилось. А уж если кто проявил в этом деле героизм, то никак не он, а его товарищи, и в первую очередь учительница Доброхотова и ее дочь Рита.
Однако на его воркотню никто не обратил внимания. Все отлично знали скромность майора.
Вечером я распрощался с Дымченко и полетел знакомиться с другими полками дивизии.
Горячие денечки
Февраль 1943 года. После могучих ударов советских войск на Волге и на Кавказе оборона гитлеровцев затрещала по всем швам от моря и до моря. Тысячекилометровый фронт пришел в движение. Все чаще и чаще ловили мы по радио истерические вопли гитлеровских агитаторов о лютых морозах в России (хотя эти морозы были далеко не такие лютые), о необходимости выравнивать фронт по соображениям стратегического порядка, изобретенным «гением» гитлеровского генерального штаба.
— Опять выравнивают, — улыбаясь, докладывал мне начальник оперативного отдела по утрам, протягивая очередную сводку информбюро и сведения о результатах авиаразведки.
— Что ж поделаешь, поневоле будешь выравнивать, когда в шею гонят, — смеялся я в ответ и принимался за изучение обстановки.
Сведения, которые мы получали в те дни от наших разведчиков, были утешительными. Враг отступал на многих направлениях. В феврале он начал отходить и на нашем участке фронта.
Вернувшись однажды с выполнения боевого задания, лучший дивизионный разведчик младший лейтенант Анисимов доложил, что видел на дорогах, ведущих к фронту, большие колонны машин. Отважный пилот пролетел над некоторыми из них на бреющем полете, чтобы уточнить, какие идут машины — пустые или груженые. На автомобилях, идущих в тыл противника, кузова и прицепы были наполнены разным добром. Сомнения кончились — враг отходил, увозя с собой награбленное имущество советских людей.
Сообщение разведчика было настолько ошеломительно, что мы не сразу поверили в точность его наблюдений. Но сделанные офицером снимки говорили, что это именно так.
На рассвете следующего дня дивизия получила приказ из штаба воздушной армии поднять самолеты в воздух и помешать планомерному отступлению гитлеровцев, помогая тем самым наземным войскам развивать наступление на нашем участке фронта.
Днем в дивизию прилетел на своем штабном самолете командующий 1-й воздушной армией генерал- лейтенант Сергей Александрович Худяков.
Небольшого роста, живой, энергичный, с блестящими карими глазами, он умел с первой же минуты знакомства очаровать человека, вселить в него уверенность в своих силах, вдохновить на подвиг. Недаром в армии, которой он командовал, в мужественных и храбрых людях никогда не было недостатка.
— Ну как, орлы, — приветствовал он пилотов, как только замолк гул пропеллера его «лимузина» «ПО- 2», — топают, значит, гитлеровцы по зимним дорожкам, не солоно хлебавши. Проводить их надо, как полагается хорошим хозяевам, на прощанье гостинцами — бомбочкой, бомбочкой, чтобы знали, как непрошеными в чужой дом влезать. Поддать коленом, чтобы навек помнили! — и он сделал энергичное движение ногой, как бы поддавая под зад невидимому противнику.
Летчики захохотали.
— За нами остановки не будет, товарищ командующий.
— Что ж, тогда начнем, — заключил генерал этот импровизированный митинг. — Пошли в штаб получать обстановку.
Наступили горячие денечки. Все это время аэродромы жили полнокровной боевой жизнью. Каждый день с утра экипажи поднимались то в синее, то в серое небо (в зависимости от погоды) и скрывались на западе. Через некоторое время они возвращались, быстро заруливали самолеты в укрытие. Здесь техники быстро заправляли машины горючим и подвешивали в бомболюки очередную порцию смертоносного металла. После этого экипажи снова взмывали и шли на бомбежку. И так весь день, с утра до вечера. Летчики не жалели себя, не давая ни минуты покоя врагу.
Эти дни приносили нам радость побед и острую горечь утраты друзей. Многие из лучших летчиков не вернулись тогда на свои аэродромы. Одни из них пали смертью героев в воздушной схватке с врагом, другим пришлось опуститься на территории, занятой гитлеровцами, и там после долгих скитаний примкнуть к партизанским отрядам. И лишь одиночки, счастливчики, пробирались через линию фронта и возвращались в часть.
В один из февральских дней мне сообщили, что с боевого задания не вернулся флагманский самолет моего заместителя Героя Советского Союза подполковника Михаила Ивановича Мартынова. Подполковник вылетел с полевого аэродрома одного из полков дивизии. С ним были штурман майор Григорий Иванович Армашов и стрелок-радист старшина Иванов.
Это сообщение ошеломило всех нас. Мы хорошо знали этих людей, и никому не хотелось верить в то, что они могли погибнуть. Прошел день, второй, третий. Наши радисты усиленно ловили немецкие радиостанции, надеясь — авось гитлеровцы похвастаются тем, что сбили советский бомбардировщик. Обычно они трезвонили о своих победах в воздухе на весь свет. Но на этот раз враг молчал, и мы терялись
