Впереди, в прогалах между домов, были видны горы, покрытые лесом, и над ними — предвечернее небо с неподвижным облаком, вобравшим в себя все цвета пылающего заката. С гор подувало ветром, он нес запахи соснового бора, полыни.
— Как у вас тут хорошо... — начала Вера и не договорила: из-за угла выехал на средину улицы сборщик утильсырья и прокричал:
— Эй, бабки, давайте тряпки!.. Эй, детки, берите конфетки!
Вера улыбнулась. Какой забавный старик. Ей хорошо было видно его загорелое морщинистое лицо, бородка с проседью, его голос звучал звонко, весело. В задке телеги, на которой ехал старик, возвышалась куча тряпья, сверху лежал помятый медный самовар. В передке стоял открытый сундук, из которого выглядывало что-то пестрое, яркое.
— Несите тряпки, берите «гусиные лапки»!.. Ленты для молодух, платки для старух!.. Всякий товар даром отдам!.. — припевал сборщик, подворачивая лошадь к дереву напротив Веры и Симы.
— Вот балагур! — улыбнулась Вера. Старика уже окружили дети, слышно было, что они просили каждому по крючку, а сборщик не давал и требовал еще яиц или денег. Торг не состоялся, и ребята припустились обратно.
Из ворот дома, возле которого сидели Вера и Сима, торопливо вышла женщина, повязанная темным платком. Высокая, худая, она чем-то напоминала Симу. Женщина оглянулась по сторонам, будто проверяя, не глядит ли кто на нее с улицы, и, увидев Веру, смутилась.
— Это Вера, — проговорила Сима.
Женщина кивнула головой и направилась к сборщику.
— Мама? — догадалась Вера.
— Да.
— Как ее зовут?
— Сестра Паша. — Сима вспыхнула и поправилась: — Прасковья Семеновна.
Мать Симы подошла к сборщику, поздоровалась. К удивлению Веры, они стали говорить, как знакомые. Видно было, что сборщик говорил что-то назидательное, а мать Симы словно оправдывалась и стояла перед ним, скрестив на груди руки и опустив глаза.
— Вы знакомы с ним? — спросила Вера.
— Да... Это брат Иосиф. Он молится вместе с нами.
— Странно. Он так весело зазывает, что нельзя и подумать... — проговорила Вера и вдруг спросила: — Сима, а вас, верующих, много?
— Да...
— Сколько?
— Мы сильны не числом.
— Чем же?
— Крепостью веры.
— Вот как! Во что же вы веруете?
— В пришествие Христа на землю.
— Ведь Христа не было!
— А вот ты приди к нам, послушай брата Иосифа, тогда скажешь, — не согласилась Сима.
— Брат Иосиф у вас проповедник? Этот сборщик утиля? — удивилась Вера.
— У нас все равны. Брат Иосиф хорошо знает писание и всегда разъясняет, как понимать святое слово. Поэтому мы его уважаем.
К сборщику утиля опять подбежали дети, с их ручонок к старику перешли яйца. Еще минута, и стайка улетела куда-то в проулок, может быть, к речке, чтобы попробовать, как будут ловиться ерши на новые крючки. Старик, продолжая свои наставления, посмотрел в сторону Веры.
— Он что-то говорит про меня, — сказала Вера.
— Может быть. Он знает, что мы работаем вместе, я рассказывала про тебя.
— Что же ты рассказывала?
— Какая ты... Ему жалко тебя!
— Почему?
— Тебя ждут муки... Как и всех грешников.
— Это говорил брат Иосиф?
— Это знают все, жаждущие прихода Христа.
— Ну, а я не жажду. Мне и бояться нечего, — как можно беззаботнее ответила Вера, сдерживая и возмущение, и гнев.
Все, что происходило у нее на глазах, все, что она слышала от Симы, казалось ей несуразным, похожим на бред. Это раздражало ее, но она чувствовала себя бессильной вступить в борьбу, разбить убежденность Симы в незыблемости религиозных догм.
В эти минуты Вера ненавидела себя за беспомощность. Когда уехал сборщик и мать Симы подошла к воротам, где сидели девушки, Вера ничего не могла сказать ей, а ведь на сердце кипел протест, страшное желание обрушиться на подругу, И впервые она почувствовала, что ей не хватает знаний. «Одними утверждениями, что бога нет, сделаешь мало, — думала Вера. — Сима вот тоже утверждает, что бог есть, ссылается на библию. А я даже не знаю, откуда взялась эта книга...»
— Мама, когда? — услышала Вера Симин голос.
— В ту пятницу.
— Он передал?
— Да, возьми вот...
Воронова протянула дочери сложенный в несколько раз листок бумаги. Сима, приняв, тут же спрятала его в кармашек, не разворачивая.
«Вот и тайны у них свои», — подумала Вера и вдруг почувствовала здесь себя неловко. Она торопливо простилась и пошла домой.
Солнце уже село, улица быстро заволакивалась сумерками. Теперь они почему-то пугали Веру. Девушка побежала к остановке трамвая, не разбирая дороги...
Вот те события, о которых рассказывала мне в первый день допроса Вера Лозина. Я передал их так, как представлял себе из ее показаний.
В пятницу
Не все то, что мне рассказывала на допросе Вера Лозина, имело прямое отношение к расследованию преступления, но я не перебивал ее. Передо мною начинали постепенно раскрываться судьбы людей, оказавшихся в орбите «белогорского дела». Не один раз я возвращался к показаниям Лозиной, перепроверял показания других свидетелей, делая очные ставки. И как-то само собой так получилось, что показания Веры явились костяком всего расследования...
Разговор матери Симы со сборщиком утильсырья, переданный им листок бумаги для Симы, назначенный срок какого-то события — в пятницу — все это взволновало и насторожило Веру. Ко всему этому Сима почему-то стала сторониться ее, избегать разговора наедине и уже всегда торопилась первой выйти из цеха в конце работы. И вдруг Сима перестала приходить на работу вовсе.
— Ну вот и прогулы пошли, — пробасила Левитан. — Только этого не хватало.
Вера предположила:
— А может быть, Сима больна?
— Мы с тобой ее не вылечим, — недовольно буркнула Левитан.
Вера решила навестить Симу в первый свободный вечер. Она быстро нашла Меловой переулок, сразу увидела тот дом, возле которого сидела с Симой.
Не без робости Вера толкнула калитку и вошла во двор.
Двор был просторный, с трех сторон огороженный забором, а с четвертой его отсекал овраг. Возле самого обрыва, запрокинувшись к ручью, стояла баня с крохотным оконцем, которое можно было закрыть
