15 встреч с генералом КГБ Бельченко

Мы решили провести оперативную комбинацию, в ходе которой банда должна была попасть в нашу засаду. Через агентуру мы дезинформировали басмачей, сообщив, что в магазин кишлака Хост завезли много товара, особенно ситца (по-таджикски «чит»), однако продать еще не успели. Продавец магазина был нашим агентом, поэтому не составляло труда через него донести эту дезинформацию до местных жителей, многие из которых имели родственников в банде басмачей. Напомню, что шел 1930 год.

Нами была создана боевая группа в количестве 25 человек, на вооружении которой было два станковых пулемета «Максим», три ручных пулемета, много гранат. Руководил операцией я лично.

Ночью на бурдюках около 30 бандитов переправились на наш берег. Подождав, когда басмачи зайдут в магазин, мы окружили это место. Жажда наживы была так велика, что они даже никого не оставили в боевом охранении.

За все надо платить, из этой банды уцелело не более 10 человек. Остальные были уничтожены. Погиб и главарь басмачей Глом-Хасан-хан. В порыве азарта было выпущено несколько выстрелов в убегавших бандитов в сторону афганской территории.

Мы проинформировали свое руководство о проведении успешной операции. Однако было не все так хорошо, как нам казалось. Вскоре я получил телеграмму о том, что правительство Афганистана предъявило ноту протеста Советскому Союзу в связи с обстрелом афганского населенного пункта и гибелью и ранением мирных жителей. Мне пришлось дать полное объяснение по свершившемуся факту. Думаю, на основе моего отчета советским правительством был подготовлен и представлен правительству Афганистана ответ на ноту протеста.

Следует отметить, что оперативная комбинация по разработке и уничтожению банды Глом-Хасан-хана была принята на вооружение другими пограничными отрядами и получила широкое распространение на границах Средней Азии.

Раньше служба на моей должности продолжалась один год, мне же пришлось служить на Памире два года по не зависящим от меня обстоятельствам. Занимавшие эту должность после меня уже служили также по два года. Вообще, для европейца климат Памира неподходящий. Коварные восточные болезни поджидают его на каждом шагу. Это коснулось и моей семьи. Надежда Павловна заболела персидским тифом и очень тяжело переносила болезнь. Эта болезнь появляется от укуса клеща и от человека к человеку не передается. Я хоть и не болел местными экзотическими болезнями, зато свалился от туберкулеза.

По окончании службы на Памире мы в сопровождении пограничников, совершенно больные, были отправлены в Душанбе. Надежда Павловна была до того слаба, что ее приходилось привязывать к седлу, чтобы она не упала. Ехал с нами и наш сын Гелик. (Спустя год с начала моей службы на Памире я ездил к своим родителям и забрал у них сына с собой, так как моя жена очень сильно страдала без него.) Мы благополучно преодолели горные перевалы и к вечеру были уже в Гарме. Здесь у жены случился приступ, поднялась температура до 40 градусов, началось сильное сердцебиение. Хорошо, что в Гарме была больница, где она пролежала двое суток, пока не прошел приступ. Я видел, что моя жена очень ослабла и на лошади ей до Душанбе не добраться. И тут мне сообщили новость, что в этот день впервые из Душанбе должен был прилететь самолет.

Я представился летчику и попросил взять меня с семьей в Душанбе. На самолете мы благополучно добрались до места назначения.

Из Душанбе мы поездом доехали до Ташкента. Там Надежда Павловна опять попала в больницу из-за приступа. Из больницы она вышла еще более изможденная. У нас на руках были путевки в санаторий в Крым. Отпуск у меня был два месяца, из Крыма мы поехали на родину в Соленое, где прожили около недели, после чего оказались в Москве. У меня была мечта поступить в Высшую пограничную школу. Я неоднократно в Средней Азии писал рапорты, но меня не отпускали.

Высшая пограничная школа размещалась в Безбожном переулке в Москве. Меня принял начальник школы М. И. Лацис. После рассказа о своей службе я попросил зачислить меня в Высшую пограничную школу. Лацис направил меня на прохождение медицинской комиссии и сказал: «Пройдете, а там посмотрим». Я понял, что его насторожила моя худоба после перенесенного туберкулеза.

Комиссия меня забраковала, объяснив свое решение тем, что я не выдержу нагрузок в школе. Мои попытки объяснить врачам, что нагрузки на границе во много раз больше, ни к чему не привели.

Желание учиться было велико, и я решился обратиться с этой просьбой к начальнику Главного управления пограничных войск СССР товарищ Быстрых. Он принял меня и, выслушав мою просьбу, обещал оказать содействие. По его указанию я был принят в Высшую пограничную школу.

В школе было два курса: командно-политический и строевой. Я учился на командно-политическом. Проучившись незначительное время, я был назначен преподавателем в этой же школе, не будучи освобожденным от учебы. Преподавал я историю Гражданской войны и курс партийно-политической работы. В конце учебы меня назначили начальником клуба Высшей пограничной школы. У меня было два зама — Хазанов и Рогозин. Начальником школы был Барановский, а начальником политотдела — Наумов.

Начальником командно-политического курса был Телегин. В выпускной аттестации он записал, что я подготовлен на должность заместителя командира полка по политчасти. Моя должность начальника клуба соответствовала должности, обозначенной в аттестации. Хотя я с неохотой пошел работать начальником клуба и высказал это командованию, но они настояли на моей новой должности. Оглядываясь в прошлое, я пришел к твердому убеждению, что должность начальника клуба значительно повысила мой культурно- образовательный уровень. По должностному положению я был связан с деятелями культуры и науки. Я приглашал на концерты выдающихся артистов И. С. Козловского, В. В. Барсову, М. Д. Михайлова и других. По-моему приглашению выступали в клубе И. Д. Папанин, Э. Т. Кренкель и другие. И со всеми я общался.

Я проработал начальником клуба и преподавал в школе с 1933 по 1937 год. Потом меня вызвали к начальнику политотдела Главного управления погранвойск и предложили должность инспектора политотдела Главного управления пограничных войск НКВД СССР. Это была высокая должность, и я с радостью принял это предложение. Я был одним из работников, которому поручалось проверять политическую деятельность пограничных войск военных округов. Прослужил я в этой должности до сентября 1939 года.

Глава 4 Форпост на западной границе — Белосток

Ваша служба в Средней Азии, как я думаю, явилась фундаментом всей Вашей дальнейшей карьеры. Помимо этого, Вы получили ценные теоретические знания в Высшей пограничной школе. А работа в центральном аппарате позволила увидеть служебные проблемы глазами руководителя.

Сергей Саввич, расскажите о своем назначении на должность заместителя, а затем и начальника Управления НКВД по Белостокской области.

Я думаю, многим известно о сложной обстановке в западных областях Белоруссии в 1939–1941 годах. Но хотелось бы услышать от Вас следующее: какие проблемы стояли перед вновь созданным управлением; как местное население реагировало на ввод советских войск на территорию Западной Белоруссии; как проводилась работа по противодействию спецслужбам гитлеровской Германии; какая обстановка была на границе, были ли провокации фашистов; был ли в республике бандитизм и если был, то как проходила борьба с ним. Было бы интересно узнать о Ваших отношениях с руководящими работниками области и республики.

В связи с предстоящим освобождением западных областей Белоруссии я был назначен заместителем начальника оперативно-чекистской группы при 10-й армии, освобождавшей направление Гродно — Белосток. После освобождения западных областей было организовано Управление НКВД по Белостокской области. Начальником был назначен П. А. Гладков, а я его заместителем.

Гладков оставался замнаркома НКВД и поэтому редко приезжал в Белосток. Поэтому вся тяжесть